Новейший Плутарх Осборн М.-Б.-О. — религиозная деятельница

osborn.gif

ОСБОРН Мэри-Бетси-Офелия
1897 — 1949
Религиозная деятельница, основательница «Международного общества воскресения мёртвых»

Мэри-Бетси-Офелия Осборн родилась в г. Квебек (Канада) в семье главы одной из крупных североамериканских фирм «Электрик Пауэр Компани оф Канада» — известного Генри Осборна.

Характер и интеллектуальный склад Бетси-Офелии обращал на себя внимание окружающих ещё в годы её детства. Избегавшая игр и забав, чуждавшаяся общества сверстниц, задумчивая и хрупкая девочка не проявляла в то же время особого интереса ни к науке, ни к искусству, ни тем более к каким бы то ни было формам практической деятельности. К счастью для Бетси-Офелии, положение её семьи освобождало юную мечтательницу от необходимости избрания какого-либо определённого жизненного пути. Она могла вдоволь предаваться удовлетворению врождённой созерцательности и любви к чтению религиозно-мистической и оккультной литературы — единственной области человеческого знания, возбуждавшей её горячий, всё возраставший с годами интерес. Родные, всегда трепетавшие за здоровье Офелии, создали вокруг девушки не совсем здоровую атмосферу обожания и даже преклонения; за все годы своей молодости Офелия Осборн вряд ли слышала хоть одно слово протеста или запрета; только аскетический склад её натуры и врождённая склонность к состраданию спасли её от превращения в нравственно-бесконтрольное, не знающее удержу своим эмоциям существо, тирана всех окружающих. Но от преувеличенного представления о своей личности, от взгляда на себя, как на носительницу религиозной гениальности, исполнительницу некоего божественного замысла, пока ещё неясного ей самой — её не спасло ничто. Быть может, этот эгоцентризм и почти маниакальная исключительность способствовали также и тому, что личная жизнь Офелии Осборн не ознаменовалась появлением на её горизонте ни одного человека, который сумел бы пробудить дремлющие чувства женщины. Известно, что в 19-летнем возрасте О. О. переменила конфессию, навсегда порвав с традиционным протестантизмом своей семьи и примкнув к католичеству с такою пламенностью, что Генри Осборн был крайне обеспокоен перспективой ухода единственной дочери в монастырь. От этой опасности О. О. была спасена новым увлечением, на этот раз длившимся около десятка лет, — кругом идей, берущих своё начало в «La doctrine secrete»(1) Блаватской.

Это увлечение вывело экзальтированную девушку из замкнутой сферы её прежних интересов и отношений: став членом Канадского отделения Международного теософического общества, О. О. почувствовала, как в ней пробуждается страстный интерес к религиозно-общественной деятельности. Связаны с этой деятельностью были и её многочисленные путешествия этих лет: в Соед. Штаты, где она сблизилась с Анни Безант, Кришнамурти и другими руководителями мирового теософического движения; в Зап. Европу, где она обстоятельно ознакомилась с жизнью и идеями антропософов в их «святая святых» — в Дорнахе; в Индию, где она принимала активное участие в устройстве теософического университета; и, наконец, в Палестину. Последнее путешествие, совершённое ею в 1930 г., оказалось поворотной точкой в её жизни и в руководивших ею идеях.

Посещение мест, связанных с именем основателя христианства, произвело на О. О. огромное, можно сказать — потрясающее впечатление. Пройдя совершенно безучастно мимо проблемы еврейской иммиграции, экономического возрождения Палестины, еврейско-арабских столкновений — мимо всего, что волновало страну в эту эпоху, О. О. провела год в Иерусалиме, погружённая в собственный внутренний мир, с этих пор обогащённый, по её словам, непосредственным общением с Иисусом Христом, якобы являвшимся ей в своём «эфирном теле» с тем, чтобы изустно восполнить и исправить через неё текст канонических книг христианства. Ближайшим видимым результатом иерусалимских медитаций явилась вышедшая через год в Бостоне книга «Провозвестие воскресения» — основной труд О. О., евангелие её последователей.

Напрасно, однако, стали бы мы искать в этом оригинальном произведении следов широкой филологической эрудиции, попыток объективно и научно исследовать текстологический материал канонических книг, наконец — хотя бы философски аргументированной теологической концепции. Это поток пламенных образов, вызывающий в памяти образцы апокалипсической литературы и поражающий вместе с тем некоторым новым качеством: чередованием взлетов ума с явно галлюцинаторными феноменами, глубоко-поэтических интуиции с какою-то религиозно-философской инфантильностью, проповеднического жара — с ребячески-примитивными тезисами, интересных иногда мистических построений — с грубым научным невежеством. Сильная сторона книги заключалась в её языке, местами поднимавшемся до уровня классических образцов пророческой литературы, а также в беспредельной, буквально гипнотизирующей читателя вере в себя и свою идею.

Идея же книги сама по себе сводилась к следующему. Старая христианская ортодоксия была права, рассматривая жизнь вочеловечившегося Логоса как образец для подражания; она была эпохально-ограниченна и не права, останавливаясь в этом подражании на полпути. Деянием Иисуса Христа, венчающим и придающим высший смысл всем его деяниям, было воскресение из мёртвых; именно этот акт и должен явиться завершающей ступенью в лестнице «подражания Христу». По мнению автора, физическая невозможность воскресения логически убедительна только для последовательного атеиста или, во всяком случае, не христианина; христианин же, верующий в воскресение Иисуса, только вследствие робости мысли и бедности воображения не простирает своей веры в чудо на область телесного воскресения человека. Если миллиарды людей в продолжение почти двух тысяч лет веровали и веруют в воскресение одного, то непонятно, почему, собственно, они не могут допустить возможности воскресения второго. Единственное возражение может заключаться только в том, что Христос был воплощением второй ипостаси, властным преодолеть законы материи, обязательные для человека. Но углублённое понимание смысла некоторых евангельских речений, как-то: «Будете, как ангелы и выше ангелов», «Говорю вам: вы — боги», слова о вере с горчичное зерно, двигающей горами, и многих других — доказывает, что уже четыре евангелиста вполне отдавали себе отчет в том, что для проявления высшей воли, называемого чудом, граница поставляется только пределами нашей собственной веры в мощь чудотворца. Это положение не могло относиться к воплощённому Логосу, неизмеримо превышающему силою чудотворения косность любых материальных законов, но всецело приложимо к человеку. Воскреснуть может тот человек, который абсолютно верит в это сам и чья сила поддерживается верою в него множества прочих людей.

Этот экстравагантный вывод, с помощью которого О. О. вооружала против себя не только ревнителей христианской догматики, но и всех обладателей здравого смысла, дополнялся цепью обескураживающих читателя вычислений: сколько именно верующих в воскресение какого-либо реального человека способны поднять его на крыльях этой веры и провести сквозь акт подлинного реального телесного воскресения. В систему вычислений были привлечены тезисы теософии и антропософии касательно жизненной силы «праны», излучений эфирного тела, астрального тела и т. п.; фантастические единицы, подвергнутые не менее фантастическим числовым операциям, приводили О. О. к непреложному выводу: для воскресения одного потребна, кроме его собственной «абсолютной веры», вера 1 миллиона человек.

Возвращение О. О. на Американский континент, почти совпавшее по времени с выходом в свет «Провозвестия воскресения», ознаменовало новый период её жизни: период бурной проповеднической и организационной деятельности, создания сперва небольшого братства, а затем — разветвлённой массовой секты, получившей наименование резуррекционистов (resurrectio — no-лат. означает — воскресение из мёртвых).

Американская почва, породившая в новейшее время такие религиозные формации, как движение мормонов, Christian Science и десяток других более мелких сект, основанных зачастую на идеях, непримиримо противоречащих и науке и здравому смыслу, оказалась достаточно благоприятной для усиления развития новой религиозной разновидности. Как в большинстве этих движений, успех и в данном случае зависел больше от личного обаяния проповеднических (а иногда и хозяйственных) дарований, наконец — от фанатической убеждённости самого основателя, чем от положительной ценности его учения. К тому же О. О. как моральная личность являла собою, бесспорно, образ более цельный, более соответствующий этическому уровню своего учения, чем Мэри Бэккер-Эдди или основатели Города Солёного озера. Самые яростные противники её учения — а таких противников выдвинули в короткий срок едва ли не все религиозные лагери и философские течения, существующие в настоящее время в Европе и Америке, — не могли отыскать ни в фактах её биографии, ни в укладе её жизни ничего, заставляющего заподозрить идеальность её побуждений. Её широкая филантропическая практика, ограниченность личных потребностей, возраставшая год от году суровость созданного ею для себя режима — всё это заставляло врагов Офелии Осборн забыть о своих попытках приписать её деятельности низменно-своекорыстный характер ловкого бизнеса. Не подлежит сомнению также и то, что безупречная нравственность, ещё увеличенная легендой и окружившая имя Офелии О. ореолом святости, способствовала популяризации движения резуррекционистов за пределами Америки.

Стремление руководства секты увеличить число последователей Резуррекционизма до миллиона человек в наикратчайший срок повело к колоссальному развитию пропаганды. Огромное личное состояние О. О. — единственной наследницы своего отца — равно как и состояние многих её приверженцев, позволили воспользоваться в этих целях органами периодической печати, услугами целой армии проповедников, писателей, журналистов, радиосетью и киноэкраном, кафедрой и трибуной, даже телевизором, не говоря уж о таких классически-американских видах агитации, как выступления уличных ораторов на импровизированных митингах посреди людных улиц. К концу второй мировой войны число резуррекционистов достигло 900 тысяч человек, и Общество приступило к сооружению в Скалистых горах особого здания, названного Обителью Воскресения (Resurrection Home). Облицованное снаружи белым мрамором, выдержанное в подчёркнуто простых пропорциях и строгих линиях «модерна» середины XX столетия, сооружение это представляло собой гигантский зал вместимостью до 50 тысяч человек, снабжённый органом, одним из крупнейших в мире. В центре зала возвышалось нечто, чему трудно было бы подобрать параллели в архитектурах каких бы то ни было религий: здесь, как бы на глазах всего человечества, О. О. должна была, по восполнению миллионного числа верующих, испустить дух и здесь же, по истечении трёх суток, восстать из мёртвых.

Постройка Обители Воскресения вызвала поток яростных протестов: негодующие католики объединились со всеми протестантскими течениями Америки в общем вопле о неслыханном кощунстве и профанации. В этих проклятиях и насмешках сливались голоса белых и негров, республиканцев и демократов, масонов и православных, иезуитов и евреев, материалистов и мистиков, реакционеров и прогрессистов. Здание во время постройки дважды повреждалось взрывами. Главный архитектор был убит неизвестными террористами — по-видимому, ку-клукс-клановцами. Несколько негров, принадлежавших к числу видных резуррекционистов, подверглись суду Линча. На саму О. О. было совершено покушение. Тем не менее защищаемое конституцией США чудовищное предприятие было доведено до конца, и в начале 1949 г. колоссальный золочёный купол увенчал одно из самых странных сооружений человечества. Весной того же года число резуррекционистов достигло, наконец, миллиона.
23 апреля 1949 г. — это была среда на страстной неделе — баснословное стечение народа превратило захолустный американский городок в эфемерное подобие Сан-Франциско или Чикаго.

О. О. должна была уйти из жизни сама, внутренним волнением своего духа, не дожидаясь вмешательства ни микробов, ни какого-либо внешнего, механического орудия смерти; в этом, по-видимому, она подражала уже не столько Христу, сколько Гаутаме Будде, скончавшемуся, согласно легенде, добровольно, угасив в себе волю к жизни. Накануне рокового дня О. О. подвергла себя всестороннему медицинскому обследованию, которое установило нормальный статус и отсутствие малейших признаков какого-либо заболевания, кроме малокровия и подагры. В 12 ч. дня в присутствии квалифицированной комиссии терапевтов, психиатров и физиологов, а также сотен журналистов, писателей, фото— и кинорепортеров и 80-тысячной публики (зал не мог вместить всех желающих, и толпа залила окрестную территорию) Офелия Осборн взошла на своё смертное ложе. После нескольких слов прощанья с человечеством, исполненных благости и кротости, она приняла горизонтальное положение и погрузилась в глубокую медитацию. Звуки органа чередовались с хоровым исполнением резуррекционистских гимнов, в котором принимали участие все верующие. На протяжении последовавших за этим суток О. О. вывела себя из медитативного состояния лишь раз, чтобы принять минимальное количество пищи: четыре сухарика и стакан воды. Вопрос о том, что же, в конце концов, явилось непосредственной причиной её смерти, остается открытым. Как бы то ни было, в четверг на страстной неделе, в 6 ч. вечера, Офелия Осборн подняла веки и, прошептав: «Отче! в руки твои предаю дух мой!» — скончалась.

Толпа преклонила колена, многие поверглись ниц. Свечи в руках 50 тысяч верующих затеплились, чтобы погаснуть лишь в момент преодоления основного закона органической материи.

Наступили дни напряжённого ожидания чуда. Орган продолжал звучать, чередуясь с хорами; тело усопшей, видимое всем собравшимся, продолжало покоиться в прежней позе на своем возвышении. Миновало трое суток; покойница не подавала никаких признаков жизни. Часы текли; глухое волнение начинало охватывать массы верующих; иронические высказывания стали замечаться среди любопытствующих. Наконец, по истечении четырех суток президент Международного Общества Воскресения Мёртвых Иезекииль Уотерс прервал музыкальное сопровождение затормозившихся событий, обратившись к верующим с глубокомысленным словом. От имени руководителей резуррекционистской церкви он объявлял, что случившуюся задержку можно объяснить лишь одним — неполнотой веры.

«Ясно всякому, — сказал преп. Уотерс, — что среди миллиона формально вступивших в число последователей истинного учения нашлось некоторое число душ, не имевших подлинной горячей веры в великое дело. Не руководствуясь, конечно, дурными намерениями, они, тем не менее, нанесли этому делу удар, не поддержав его в час великого испытания всею силою своего духа. Нам ещё не дано знать, — закончил вдохновенный оратор, — скажется ли эта духовная неполнота лишь на сроке воскресения великой праведницы, несколько его отодвинув, или же воскресение станет для неё в настоящее время невозможным — невозможным вплоть до того мгновения, когда миллионное число восполнится не формально, а духовно. Поэтому верующим предстоит отныне обратить все свои силы на очищение собственных душ, на освобождение их от малейших остатков парализующего сомнения, а также на воспитательном и проповедническом труде, преследующем цель не столько количественного, сколько качественного роста церкви».

Эта речь Иезекииля Уотерса нашла широчайший отклик в сердцах резуррекционистов, утвердив их веру на новых основаниях и влив в них силу, необходимую для мужественного и достойного перенесения града насмешек и издевательств, бури глумлений и поношений, разразившихся над последователями новой церкви.

В короткий срок над смертным ложем О. О., внутри Обители Воскресения, была воздвигнута усыпальница, и тело покойной герметически выделено из пространства, обитаемого живыми. Вокруг усыпальницы продолжалось непрерывное богослужение, странное святилище продолжало сиять в блеске неугасимых свечей; орган не должен был умолкать ни днем, ни ночью, и паломники со всех концов Сев. Америки и даже из Старого Света продолжали стекаться к этой своеобразной Кааббе. Церковь резуррекционистов продолжает существовать, свидетельствуя, что развитие трезвого научного мироотношения в середине XX столетия нисколько не препятствует возникновению мистических верований и фантастических идей, ни их расцвету (во всяком случае, в Новом Свете).

____________
(1) La doctrine secrete — тайное учение (фр.) — Ред.
 
Сверху Снизу