Новейший Плутарх Цхонг И. М. К. — мыслитель и общественный деятель

Автор этой вымышленной биографии — сокамерник и друг Д.Л. Андреева — Л.Л. Раков. В тексте легко угадывается дружеский шарж на Даниила Андреева.

tskhong.gif

ЦХОНГ Иоанн Менелик Конфуций
1892 — 1949
Общественный деятель — первый президент республики Карджакапта

Всего только несколько лет отделяют нас от печального дня смерти выдающегося мыслителя, талантливого писателя, проникновенного педагога и разностороннего общественного деятеля Иоанна Менелика Конфуция Цхонга, первого и единственного пожизненного президента республики Карджакапта, но уже появились целые библиотеки воспоминаний, монографий, исследований и даже художественных произведений, посвящённых описанию его жизни. Нелёгкая задача — выбрать из этого океана чувств, мыслей и фактов важнейшее, или. во всяком случае, необходимейшее, чтобы в кратком очерке попытаться дать характеристику этого замечательного человека.

Цхонг родился в небогатой, но известной образованностью и хорошими традициями семье. Уже в детские годы он поражал всех необыкновенной вдумчивостью и серьёзностью; с какой-то печальной улыбкой смотрел ребёнок вокруг себя, точно уже различая несовершенство мира и в то же время радуясь богатству сил природы и неиссякающей энергии человечества.

Зная оригинальность взглядов покойного мыслителя, исключительный масштаб его культурных начинаний, глубину его влияния и на родную страну и на остальной мир, нам трудно представить себе молодость Ц., годы ученья и работы, когда он жил, как все другие. И не потому, что у нас мало данных, а просто величественный и простой облик этого человека плохо уживается с представлениями об ординарной жизни. По-видимому, до 1937 г., когда Ц. исполнилось 45 лет, главным условием формирования личности мыслителя стало уединение; он, так сказать, вызревал в тиши своего кабинета, размышляя о судьбах прошедшего и будущего, о путях развития своей родины и человечества, постепенно уяснял себе смысл бесконечного движения вперёд, воплощением которого являлись его художественные произведения, учёные изыскания и государственная деятельность. Уже в романе «Путь ощупью», вышедшем в 1928 г., в мыслях и словах учителя Скорбогаза мы находим множество зрелых суждений о воспитании; эти принципы впоследствии легли в основу реформ Ц. в области народного образования.

Ц. был выдающимся знатоком своей страны. В многочисленных учёных работах Ц. («Религиозные образы в карджакаптских народных вышивках», «Скульптурные памятники карджакаптской древности», «Национальные традиции карджакаптской храмовой архитектуры», «Триумфальные арки на реках Карджакапты» и т. п.) нашла своё выражение вся история его родного края: суровая древность, беспокойное настоящее, счастливое будущее. Ц. глубоко ценил карджакаптскую литературу, искусство, религию, а разносторонними сопоставлениями он доказал превосходное знание духовной и материальной культуры множества других народов, так или иначе влиявших на государственность и идейную жизнь Карджакапты. Он восхищался также и культурами, не оказывавшими влияния на историю его собственной страны, и не переставал горько жалеть об этом обстоятельстве.

«Каким огромным несчастьем для нашей страны, — говорил покойный мыслитель, — является фатальный разрыв во времени и пространстве с такой величайшей культурой, как культура инков... Ведь не будь этого разрыва, всё было бы иным...»

Фундамент философских взглядов Ц. образовывало убеждение о всеобщем родстве возвышенных и бескорыстных устремлений человеческой души к совершенству.

Далёкий от узких рамок догмы, он в каждой религии чувствовал постижение единого Бога, в каждом искусстве видел поиски единого, по существу, идеала, в каждой философской системе — служение единой истине. Однако наш учёный твёрдо и последовательно отрицал концепции, связанные с «угашением духовного начала», т. е. основанные на рационализме и материализме. Он вполне признавал «внешнюю», с его точки зрения, силу аргументации во многих сочинениях такого рода, часто отмечал выдающийся ум своих противников, но эти направления в целом представлялись ему, как он писал, «не умными, хотя я и не решусь назвать их «неумными», написав это в одно слово. Материализм прав только в одном случае: когда он критикует рационализм, наивно не замечая, что и сам, по сути дела, не в силах вырваться из ограниченной сферы умозаключения, всецело обусловленных скудными ресурсами того же разума, этого «третьего сословия человеческого духа».

Подобные высказывания объясняют нам, почему Ц. считал протестантское исповедание «двоюродным братом рационализма и материализма» и «первым шагом к атеизму». Не приходится удивляться, что он отказывал лютеранству в покровительстве, которым пользовались представители всех прочих религий, хотя и отменил старый закон, полностью запрещавший строить в пределах Карджакапты кирхи и проводить в них службы.

Европейским политикам, да и широкой общественности, казался странным огромный успех плебисцита 1944 г., который выдвинул Ц. на пост президента Карджакаптской республики. Многим представлялось каким-то необъяснимым феноменом, что в стране, пережившей тысячелетнее деспотическое господство теократии, затем оказавшейся под столетней властью военно-феодальной диктатуры и под длившейся десятилетиями тяжёлой зависимостью полуколониального типа от европейского и американского капитализма, после нескольких лет национальной революции и гражданских неурядиц вдруг у власти оказался мыслитель, человек, по всему своему облику похожий на идеального руководителя государства, мечтавшегося некогда Платону.

Однако не надо забывать о труде многих поколений духовных деятелей Карджакапты, постепенно подготовивших своих сограждан к торжеству либерализма и к восприятию учений о самосовершенствовании. Их успешная деятельность давно встречала сочувствие у многих прогрессивных мыслителей передовых стран. Напомним, что ещё Лев Толстой приветствовал книгу детских философских стихов Ц., вышедшую в 1910 г., «Ребёнок в храме». А личная дружба Ц. с Роменом Ролланом, Махатмой Ганди и с великим Рамадасом и их глубокий интерес к общественной деятельности нашего реформатора общеизвестны. Кроме того, ясная конструктивная политическая программа Ц. не могла не привлекать симпатий широких масс населения Карджакапты, утомлённых внутренними смутами, подъёмами и спадами хозяйства, увлечениями то западными порядками, то национальной древностью. Все это достаточно объясняет нам влиятельность Ц. и авторитет созданной им организации «Конгресс истинных сынов Карджакапты». Во всяком случае, при своем избрании президентом Ц. получил абсолютное большинство голосов: 8 миллионов против 137 человек — результат, едва ли имеющий прецедент в мировой истории. Через год после избрания полномочия Ц. были признаны пожизненными, а через два года ему был присвоен титул «бендзы Кололацы», что значит «Любимый дедушка», и народ Карджакапты решил назвать себя «Працы», что можно перевести словами «Вечно благодарные внуки». До какой степени (независимо от последующего разворота событий) жители республики сохранили преданность идеалам своего первого пожизненного президента доказывает то обстоятельство, что во время последних выборов в парламент партия «Конгресс сынов» добилась победы в значительной степени благодаря удачному избирательному лозунгу: «При нас всё будет, как при дедушке!»

tskhong1.gif

Сделавшись верховным правителем страны, Ц. остался таким же простым, приветливым, добрым и доступным человеком, каким был до сих пор. На улицах деревень, на площадях городов, на базарах и в театрах, на рисовых полях и в зарослях джунглей можно было видеть знакомую фигуру президента в скромной, лёгкой и изящной одежде, мягких глубоких тонов, украшенного только почётной президентской гирляндой. Он запросто беседовал со стариками и детьми, для всех находя ласковое слово. Он постоянно ходил босиком, гордясь закалённостью своих ног. Зато голова президента почти всегда была покрыта своеобразным убором, снабжённым подбитыми мехом наушниками: Ц. страдал головными болями и должен был держать голову в тепле. На огромном большинстве своих живописных портретов и статуй он изображён босым и в этом своем оригинальном шлеме.

В своей реформаторской деятельности Ц. оказался логичным, настойчивым и энергичным, проявив размах, вызвавший удивление в старом и новом свете. Он обнаружил даже известную суровость, впрочем, вполне оправданную обстоятельствами: «Назревшие преобразования потребуют времени и, несомненно, вызовут противодействие тех, кто не понимает их значения, — сказал президент в речи, требовавшей пожизненных полномочий. — Вот почему я прошу предоставить мне достаточные сроки, после окончания которых, клянусь, вы сами себя не узнаете!»

Существо реформы Ц. составляло культурное перевоспитание на основе всестороннего совершенствования. Естественно, в первую очередь было обращено внимание на развитие просветительных учреждений — музеев, библиотек, планетариев, театров, концертных залов и, главное, церквей всех религий (кроме протестантской). Прекрасные архитектурные храмовые сооружения соперничали с великолепными светскими зданиями, над которыми господствовал грандиозный президентский дворец. Во всех садах и парках страны воздвигались памятники великим деятелям прошлого, чтобы юношество могло учиться на высоких примерах лучших жизней. Задний фасад президентского дворца выходил в громадный парк, аллеи и лужайки которого были украшены статуями всех славных сынов человечества, начиная с Адама и кончая великим Рамадасом. Здесь были Аменхотеп и Хаммураби, Аристотель и Марк-Аврелий, Леонардо да Винчи и Данте, Гёте и Лермонтов, Толстой и Ницше, Александр Македонский и Александр Невский, Рихард Вагнер и Мотя Блантер, Конфуций и Сен-Симон и кого только не было... Каждую весну, подобно древним перипатетикам, Ц., окружённый членами учёной комиссии и студентами, бродил по аллеям и, останавливаясь перед той или иной статуей, экзаменовал юношей по важнейшей дисциплине — истории культуры.

tskhong2.gif

Главная площадь города Хумайи перед президентским дворцом была вымощена цветными камнями и представляла собою как бы грандиозный ковёр, на котором, подобно драгоценным игрушкам, возвышались храмы, церкви, соборы и, наконец, дворец главы республики.

Нечего удивляться тому, что Хумайя стала гордостью своей страны и приманкой для туристов всего мира, пока некоторые новые правила, показавшиеся многим иноземцам стеснительными (как это будет рассказано ниже) , не сбавили у них охоты посещать эту гостеприимную республику.

Реформы народного образования, проведённые Ц., представляли собой сложный комплекс мероприятий, охватывавших все стороны умственной жизни народа.

Ещё в начальных школах заботливые педагоги выявляли основные устремления и способности детей. Вся учебная и воспитательная работа имела своей целью всестороннее развитие личности.

Школьники начинали занятия с 9 ч утра. После первых трех уроков, с переменами по 5 мин, следовали большая перемена и завтрак, на которые давалось полчаса, чтобы приучить детей к стремительности и расторопности. Затем шли ещё три часа занятий и обед, на который отпускалось 7 мин (в тех же целях). После обеда учащиеся занимались гимнастикой и играми до 6 ч вечера. До 8 ч дети обязаны были на дому приготовлять уроки. С 8 до 10 ч они занимались спортом и пластикой по системе Айседоры Дункан. Ученики первых пяти классов ложились спать в 11 ч, а подростки, юноши и девушки — воспитанники старших классов — укладывались в 11 ч 30 мин. Такое расписание обеспечивало уплотнённость рабочего дня и давало возможность значительно расширить и углубить знания. Часы, которые удалось сэкономить на бюджете времени школьников, были отведены изучению искусства, мифологии, религии и философии, — одна из мер, существенно изменивших облик современного гражданина Карджакапты.

Ц. лично внимательно наблюдал за жизнью реформированнои им школы и при первой возможности стремился присутствовать на уроках.

Один из биографов сообщает нам любопытный рассказ о таком посещении главой государства приготовительного класса школы будущих юристов (будущие судьи должны были учиться в течение 21 года, переходя по окончании специальной школы в специальный колледж, затем в специальный институт и оттуда в юридическую академию).

«Приятно было видеть маститого деятеля, окруженного пытливыми лицами школьников, взиравших на своего высокого гостя горящими от восторга глазами.

Президент сам задавал детям вопросы, свидетельствующие о глубоком понимании натуры ребёнка, и с интересом вслушивался в стремительные ответы ребят, так как каждому из малышей хотелось отличиться и они, перебивая друг друга, старались блеснуть знаниями и сообразительностью.

«Если в нашей стране, дети, в прошлом году было 4711 памятников, а в этом году их сооружается ещё 500, то сколько их будет в будущем году?» — спросил президент.

«5211!» — раздался весёлый хор осчастливленных школьников.

«Ну, хорошо! Ну, молодцы!» — сказал президент и обратился к румяному крепышу, сидевшему на первой парте: — А скажи-ка мне, душенька, как ты думаешь, что имел в виду Гёте, создавая Эвфориона? Что вкладывал он, по твоему мнению, в этот образ?»

«Вечно беспокойное стремление человеческого духа к раскрытию тайн природы и жизни», — бодро ответил смышлёный мальчик.

«Так, прекрасно! А ты, голубчик, не скажешь ли мне, что Платон называет «эротическим знанием»? — ласково сказал президент соседнему вихрастому черномазому приготовишке.

«Начиная от одиночных прекрасных предметов, постоянно восходить вверх ради этого высшего прекрасного, поднимаясь как бы по ступенькам от одного прекрасного тела к двум, от двух — вообще ко всем прекрасным телам, а от прекрасных тел к прекрасному образу жизни, затем к прекрасным знаниям, и всё это для того, чтобы познать в конце концов, что такое прекрасное», — уверенно произнёс вихрастый крошка.

«Очень мило! Очень хорошо! И впредь веди себя хорошо!» — одобрительно заметил ему президент-философ.

Известный учёный Лагондра Прасхон подробно описывает успешную деятельность созданных Ц. постоянных семинаров по II части «Фауста», которые были организованы в каждом квартале столицы и воспитали целый ряд выдающихся мыслителей, поэтов, масонов и общественных деятелей.

Особое место в серии изданных президентом законов, долженствующих подавить хищническую природу человека, занимают те из них, которые запрещали по всей республике занятия охотой и потребление мясной пищи. Впервые в истории принципы вегетарианства были поддержаны авторитетом и силой государства. Для животных, которым теперь наконец человек перестал угрожать мучительной смертью, были организованы специальные заповедники, где они могли существовать соответственно собственным желаниям. Правда, многие из них, например домашние свиньи, тяжело переживали отсутствие давно ставшего привычным правильного ухода, но, конечно, подобные явления неизбежных первоначальных трудностей не остановили энергичного реформатора. Домашний скот, дающий молоко, птица, снабжающая яйцами, разумеется, оставались у хозяев: здесь имели место обоюдно выгодные отношения. Человек брал на себя заботу о бытовом обслуживании животных, что давало ему, в свою очередь, моральное право на обладание известной долей продуктов. Ведь курица всё равно не имела бы сил высиживать все снесённые ею яйца и воспитывать бесчисленных птенцов. Кормя её, обеспечивая ей уютный, тёплый кров, гарантируя ей безопасность от хищников, человек может воспользоваться несколькими десятками яиц, конечно, не препятствуя (а, наоборот, максимально его поощряя) выводу цыплят. Но об убийстве курицы для еды, ясное дело, не могло быть и речи. Все престарелые животные должны были пользоваться уходом хозяев до момента своей естественной смерти.

То гармоническое развитие личности, которому прежде всего учил Ц., неизбежно упиралось в необходимость развивать не только ум, но и тело. Вот почему все виды спорта испытывали в годы его правления такой пышный расцвет. Мало того: Ц. придавал огромное значение физической закалке сограждан. Сам он, с очаровательной астенчивостью, упрекал себя (чтобы не осуждать родителей) за «недостаточную закалку головы», заставлявшую его, как выше указывалось, не расставаться со знаменитой тёплой шапкой с наушниками. Исходя из этих соображений, Ц. издал закон, обязывавший всех здоровых людей с 3 до 65 лет ходить босиком. Исключения допускались (кроме больных) лишь для обладателей ступней вопиюще некрасивой формы.

Раньше всего реформа была проведена в армии. (Ей предшествовало заключение тесной дипломатической и военной дружбы с Абиссинской империей, армия которой имела многовековой опыт служения босиком.) Затем последовала отмена ношения обуви школьниками и студентами, потом служащими государственных учреждений и, наконец, остальными гражданами.

Ц. не остановился перед суровыми мерами по отношению к духовенству разных толков, препятствовавшему этим начинаниям президента вплоть до запрещения священникам и другим служителям культа появляться на улицах столицы даже в сандалиях. (Правда, правитель почти не обращал внимания на обувь лютеран. «Да простит меня Бог, — говорил президент, — но эти люди заблуждаются так глубоко духовно, что вряд ли им поможет забота о физическом здоровье».)

Не первый раз в истории встречаем мы примеры того, как, казалось бы, сравнительно малозначительные законы вдруг приводят к возмущению до сих пор покорного народа.

Подумаешь, важное дело — ходить ли босиком, или в ботинках! Разве не бесконечно более значительной была реформа школы, реконструкция парков и садов, сооружение статуй великим деятелям человечества, создание мостовых из цветных камней и т. д. и т. п.?

Нет! Упрямые карджакаптцы превратились во «внуков, не помнящих благодарности».

Недовольство охватывало самые разнообразные слои населения.

Рабочие говорили, что металлические стружки режут им ноги. Горняки жаловались на твёрдость угля и руд, будто бы калечащих их ступни. Крестьяне сравнительно спокойно держались летом, но роптали зимой. Буржуазия, преданная до глубины души жалкому подражательству европейским модам, тосковала о запрещённых изящных туфлях. Даже школьники и те хныкали по тому поводу, что у них зимой якобы мерзнут ноги, хотя правительство оборудовало все классные парты специальными железками для согревания ног путем трения.

Можно думать, что рост недовольства подогревался коварными интригами торговцев обувью и фабрикантов обуви.

Как бы то ни было, но внутреннее положение в Карджакапте осложнялось. Более того, начались и неприятности в области международных отношений. Новый посланник Великобритании отказался разуться при аудиенции у президента для вручения верительных грамот. Самое большее, чего добилось карджакаптское министерство иностранных дел, — это было согласие надменного дипломата надеть специально сделанные лайковые туфли телесного цвета, с отдельными футлярами для каждого пальца, по типу перчаток. В обширной нотной переписке по этому поводу мы находим следующие строки:

«Посланник правительства его величества не находит возможным для своего достоинства прибыть на приём к президенту иначе, чем в этой обуви, самая конструкция которой свидетельствует о максимальном благожелательстве Соединённого Королевства к обычаям республики Карджакапта».

Однако президент отказался принять английского посланника, «если он не подчинится законным элементарным культурным нормам нашей страны».

Эти трения привели к срыву переговоров о новом британском займе, необходимом, между прочим, для сооружения цветных мостовых в ряде провинциальных городов, для расширения заповедника одичавших свиней и для выпуска дорогостоящего издания — букваря «Основы философии в наборах букв».

Между тем на улицах столицы стали появляться всё более многочисленные демонстрации протеста. Люди разных профессий и положений несли плакаты с дерзкими лозунгами, требовавшими «свободы ношения обуви».

Дважды личной гвардии президента пришлось разгонять эти неуместные манифестации, причем верховный правитель, хорошо известный всему миру как последовательный пацифист, вынужден был применить — не оружие, нет! — пренеприятные по запаху газы, чтобы разогнать мятежные толпы.

В конце концов недовольство проникло в армию и даже в личную президентскую гвардию. Солдаты слепо требовали обуви, особенно после того, как во время одной из демонстраций её участники нарочно разбросали по улицам Хумайи множество гвоздей, тарантулов, колючек различных растений и нечистот.

Положение стало угрожающим. Совет министров просил президента пойти хотя бы на некоторые уступки. Однако все близко знавшие Ц. отдавали себе отчёт в безуспешности просьбы.

Напрасны были и представления и ходатайства парламента.

В январе 1949 г. Ц. издал прощальный манифест и сложил полномочия.

Настало общее смятение. Оппозиция сразу распалась и свернула свои, ещё недавно безмерные, требования. Но тщетно огромные босые толпы жителей столицы целыми ночами стояли перед балконом президентского дворца в надежде на примирение со своим избранником: их бывший верховный правитель шёл в это время пешком по направлению к своему имению. Он шёл походкой твёрдого в решениях человека, с кроткой улыбкой на устах.

Ц. не без гордости замечал, что его закалённые ноги шагают одинаково быстро и легко и по мозаике площадей столицы, и по асфальту шоссе, и по мягким травам и цветам полей, и по тропинкам густых лесов...

Какая нелепая ирония судьбы! Уж в конце пути Ц. почувствовал боль в левой пятке. Ничтожный осколок стекла был им извлечен тут же. Но на следующий день обозначилось воспаление, которое заставило нашего знаменитого современника проболеть две недели и, в конце концов, несмотря на все запоздалые усилия врачей, отняло у него жизнь. Дело объяснялось тем, что мыслитель был слишком уверен в закалённости своих ног. Он считал невероятным, чтобы такой пустяк мог грозить серьёзными, а тем более опасными для жизни осложнениями. Он припоминал множество гвоздей, заноз и других предметов, извлечённых им из ран в своё время.

Ц. скрывал и от близких, и от врачей, и, по-видимому, от самого себя усиливающуюся боль. Быть может, президент думал о тех простых людях, которые доверили ему заботу о своем благополучии и которые могли стать такими же жертвами злокачественных бактерий, раз законы страны лишали их ноги защиты обуви...

Можно думать, Ц., забывая о собственных страданиях, долго размышлял о том, где правда? Что даёт большую пользу и безопасность? Суровая закалка организма или тщательная защита усовершенствованными средствами цивилизации?

Когда недуг достиг такой силы, что стал очевиден всем окружавшим больного и лучшие врачи вступили в борьбу с опасностью, было уже поздно: явления сепсиса достигли непреодолимой силы.

«Всё-таки это только несчастный случай, — говорил больной, до последних минут сохранявший ясность мысли и твёрдость убеждений. — Направление моей политики было верным! Правда, необходимо усилить саннадзор. Надо расширить дело санитарного просвещения. Но возвращаться к тесным оковам обуви было бы опрометчиво и недостойно!»

Ц. скончался в своем имении «Сороконожка-босоножка», успев трижды ответить отказом на настойчивые предложения парламента вернуться к власти, согласившись лишь на самые незначительные уступки в последних законах.

Но для великих мужей нет слабостей!
 
Сверху Снизу