Глава 2. Город
Мы поднимались вверх по склону, обходя только Серёжке известными путями посадские дома. Тот, кто планировал эту часть посада, был искусным архитектором: здания образовывали единое целое с окружающим ландшафтом — деревьями, лужайками, цветочными горками... В доме возле небольшой рощи, на просторном балконе с оплетёнными вьюнком перилами сидела девочка в ярком платье и читала книжку. Увидев нас, она помахала рукой. Сережка махнул ей в ответ:
— Алёна, мы в Город! Хочешь с нами?
— Нет, мне надо заниматься! — ответила она. — Завтра экзамен!
— Алёнка собирается стать врачом, — обьяснил Серёжка. — А их готовят ещё серьёзнее, чем дружинников.
— А у вас разве болеют? — спросил я. В мире, где можно наесться одним яблоком и переодеться мысленным усилием, я и представить не мог болезнь. Сережка ответил:
— Случается... Дружинника, например, могут ранить. Некоторые раны, полученные в нижних мирах, заживают долго. А ещё часто болеют спасатели, потому что им приходится бывать внизу даже больше, чем дружинникам.
Мы вступили под своды деревьев и словно нырнули в таинственный зелёный сумрак. Кругом могучими колоннами поднимались древесные стволы. Над нами раскинулся лиственный шатёр. Чувствовалось, что этот кусочек леса очень древний.
— Старая Дубрава, — пояснил Серёжка. — Эти деревья здесь с основания Города. С ними можно говорить, если умеешь. Лиля с Акселем умеют, и я немножко... Но даже они не такие древние, как Добрагор. Он помнит время, когда ещё Города не было.
Серёжка беззаботно топал, перепрыгивая через торчащие корни, иногда похлопывал ладонью шершавые стволы и касался опущенных ветвей, словно здоровался с деревьями. Меня, однако, волновали не деревья, какими бы древними они не были.
— Серёжка, слушай... — Я остановился. — Нижние миры — это то, что у нас называют адом? И туда попадают за грехи?
Серёжка крутанулся на пятке и повернулся ко мне:
— Ну да, и за грехи. Но больше из-за незнания Дороги.
— В смысле? — не понял я.
— Ну, понимаешь... Если ты считаешь главным в жизни делать доброе для людей, ты ведь не станешь каким-нибудь диктатором? Потому что это противоречило бы смыслу твоей жизни. Твоей Дороге. А теперь возьмём, например, религиозных фанатиков. Они говорят, что веруют в Бога, но при этом считают, что могут отнимать у других то, что даёт Бог: свободу, жизнь. Ясно, что они путают Бога с кем-то другим: с Наместником или даже с владыкой преисподней... Это и есть незнание Дороги.
Поэтому и важно, чтобы люди знали про всю Лестницу миров. Чтобы понимали, какая Дорога ведёт к Богу, а какая — в противоположном направлении... А чего мы стоим? Пошли!
Он снова поскакал вперёд. В оранжевой рубашке, он светился как огонёк. Деревья расступились, и мы поднялись на макушку холма. Посадские дома остались внизу, разбросанные по зелёным склонам, а прямо перед нами распахнулся вид на Город. Крепостная стена, башни с остроконечными крышами. Разноцветные здания, храмы, колокольни, позолоченные купола, кресты и шпили. И над ними — пронзительно-синее небо с белыми кучерявыми облаками.
— Красиво, да? — улыбнулся Серёжка.
— Ага, — сказал я. — Только до Города еще топать и топать. Здоровый же у вас посад!
— Так сколько народу прибыло с тех пор, как основан Город!.. Да мы и не будем топать. Мы полетим!
— На крылатом коне?
— Нет, сами. Нас понесёт Вежа, местный ветер. Он всегда дует в сторону Города и любит попутчиков. Смотри!
Серёжка подбежал к небольшому каменному сооружению — несколько ступенек, заканчивающиеся узкой площадкой, — взбежал по ступеням и подпрыгнул, раскинув руки. Я не поверил своим глазам: он не падал! Он словно качался на невидимых волнах и при этом довольно улыбался.
— Юрик, давай! — позвал он. — Не бойся, не упадёшь!
— Ну... хорошо.
Я поднялся по ступеням и подпрыгнул, как будто ныряя с вышки «солдатиком». И наверное, упал бы, но мою руку ухватила цепкая Серёжкина ладонь:
— Надо не прыгать вниз, а ложиться на ветер, как я... Вежа! Мы готовы!
Это было немножко страшно и восхитительно одновременно. Невидимые ладони ветра подняли нас высоко, чуть ли не под самые облака. Серёжка держал меня за руку, ветер трепал его светлые волосы и раздувал оранжевую рубашку. А мне было хорошо просто лететь, ни о чём не говоря и глядя на проплывающий внизу яркий, разноцветный мир. А еще я думал, что Серёжка, с которым мы и дня не знакомы, на самом деле — мой давний, хороший друг...
Мы начали снижаться над Городом, словно скользя по невидимой горке. Вскоре мы ступили на мощёную гладким булыжником дорожку. Ветер взлохматил нам волосы и крутанул флюгера на крыше соседнего дома.
— Спасибо, Вежа! — помахал ему Серёжка и спросил: — Юрик, что тебе показать вначале? Здесь есть храмы, школы, библиотеки, картинные галереи. Есть вокзал, оттуда ходит летающий поезд в другие Города... А можно зайти в Терем Князя Всеслава.
— А... действительно можно? — нерешительно спросил я. — Разве Князь разрешает?
— Конечно! — заверил Серёжка. — Я же говорил, Терем построен не для него, а чтобы мы могли приходить к нему. Правда, Князя Всеслава сейчас нет. Он будет только завтра. А сегодня мы там побродим одни, без него.
Полуденное солнце нагревало камень мостовой и мою макушку. Я шёл рядом с Серёжкой, смотря кругом во все глаза. Город напоминал старую Москву, которую я видел на чёрно-белых фотографиях. Только в отличие от фотографий, он был яркий, объёмный, цветной. Нам то и дело попадались навстречу горожане. Открытые, приветливые молодые лица. Улыбки, радостный смех... Серёжка шагал, размахивая руками, и рассказывал, как строился Город, как менялись архитектурные стили. То и дело он упоминал Князя Всеслава и Княжну Ладомиру, и мне всё сильнее и сильнее хотелось увидеть их.
Мы свернули на перекрёстке, и я увидел ещё одну знакомую деталь городского пейзажа — трамвайные рельсы. А сзади нас уже догонял трамвай. Старинный, как на гравюрах начала прошлого века. Только ни закрывающихся дверей, ни водителя там не было. Зато классическая подножка имелась. И цифра «1» в качестве номера маршрута. И он не ехал по рельсам, а словно скользил над ними.
— Ух ты! — проговорил я. — У вас и трамваи ходят?
— Ага, — кивнул Серёжка. — Вернее, один трамвай. Давай проедем пару остановок!
Поравнявшись с нами, трамвай притормозил. Мы заскочили в него и плюхнулись на мягкие сиденья.
— Он заходит во все концы Города, — пояснил Серёжка. — Если хочешь увидеть весь Город, просто садись и смотри в окошко. Но нам-то всё сразу смотреть не надо.
— Я думал, у вас только на крылатых конях летают, — сказал я. — Или телепортируются.
— Ну так трамвай — это же красиво! — возразил Серёжка. — На нём даже Старшие иногда катаются, хотя им вообще никакой транспорт не нужен. А ребята рассказывали, что однажды видели Князя Всеслава заскакивающим на подножку!
Возле парка трамвай чуть сбавил ход. Мы соскочили на брусчатку и пошли по песчаной дорожке, уходившей вглубь парка. Дорожка привела нас к прудам. Серебристые ивы склонялись к воде, навстречу им тянулись вверх жёлтые и синие ирисы. Над ними летали... нет, не стрекозы, а крошечные эльфы с прозрачными крыльями!
Цветущие кусты шиповника расступились, открывая зелёную лужайку с фонтаном. Я крутил головой, гляда по сторонам, уж очень необычный здесь попадался народ.
Вот, например, крылатая девушка в летнем сарафане с тонкими бретельками, читающая книгу на скамейке под ивой. Сарафан у неё голубой с желтым, волосы и перья на крыльях тоже голубоватого оттенка. А вот парень в просторной рубашке с вышитым воротом и здоровенный лохматый пёс, расположившиеся на газоне у самой воды и негромко беседующие. Или два паренька, идущие по дорожке нам навстречу, что-то увлеченно обсуждая; один из них размахивает руками, и перед ним в воздухе появляются какие-то значки и цифры, словно математические формулы.
Мимо нас промчались девочка в коротком платье и... плюшевый медведь! Примерно её роста, с черными блестящими глазами-бусинками. Будто ожившая игрушка. Я проводил их взглядом.
Девочка и игрушечный медведь подбежали к фонтану. Мишка взялся за край чаши, приподнялся на цыпочки и заглянул. Бьющая вверх струя воды качнулась, и из неё вышло еще одно необычное существо: вроде маленькой феи, сотканной из мельчайших водяных капелек. Набрав в крошечные ладошки воды, она плеснула на плюшевого медведя. Тот фыркнул, ударил лапой по воде, пытаясь её схватить, но она будто растворилась, через мгновение появившись на другом краю чаши.
К крылатой девушке тем временем подкрадывался обитатель Города одной «национальности» с Акселем, только он всё же выглядел больше человеком, чем самолётом, и доспех у него был светлым, почти белым, как и короткие жёсткие волосы. Девушка по-прежнему читала, делая вид, что ничего не замечает. Он неслышно скользнул к ней и прикрыл ладонями её глаза. Она рассмеялась, отвела его руки от лица:
— Дуг, как ты неожиданно!..
— Неправда, Снежа, ты запеленговала меня ещё на подходе к парку. — Оперевшись рукой о спинку, Дуг перемахнул через скамейку и сел рядом. На его броне и самолётных крыльях замерцали блики света, отражавшегося от воды. Они заговорили о чём-то своём. Когда мы прошли мимо, они улыбнулись.
Дорожка привела нас к воде и небольшому открытому павильончику, который Серёжка назвал «русалочьим домиком».
— Только русалок здесь нет, — сказал он. — Они живут дальше, у моря... А сюда приходят стихии воды, такие, как Студеника, которую ты видел в фонтане. Они любят общаться с людьми. А ещё они любят, когда музыканты для них играют.
Пройдя вдоль пруда, мы снова ненадолго нырнули под своды деревьев и вышли к подножию невысокого зеленого холма, окружённого со всех сторон цветущими липами. Выложенная плоскими камнями дорожка поднималась к маленькой белой часовне. Только вместо креста на ней было золотое солнце. Весёлое такое солнышко с кудрявыми лучами-волосами и улыбкой во всё лицо.
— Нам туда, — махнул рукой Сережка в сторону часовни с солнышком и помчался вверх, шлёпая босыми пятками по камням. Я последовал за ним.
Подбежав к часовне, Серёжка приоткрыл массивную дверь с бронзовыми скобами. Мы прошли внутрь и оказались в просторной светлой горнице с рядом сводчатых окон и длинным столом, накрытом скатертью. На столе кто-то поставил скромный букет полевых цветов в глиняной вазе. Ещё дальше располагался стеллаж с книгами. На киоте в углу стояла икона Богоматери, укрытая вышитым полотенцем, перед ней горела лампада. Пол от входа до противоположной двери покрывал тканый половик.
— Ух ты... — проговорил я. — Я думал, это маленькая часовня. А тут такая огромная комната!
— Так часовня — только вход, — объяснил Серёжка. — А мы уже в самом Тереме.
— Мы что, телепортировались? — удивился я. Серёжка рассмеялся:
— Ну, почти. У нас пространство устроено по-другому. Оно четырёхмерное. И когда мы ходим по Городу, то перемещаемся по всем четырём измерениям. Математики лучше знают, как это обьяснить... А таких входов много по всему Городу. Для удобства. Просто если бы все заходили в Терем через парадное крыльцо, представляешь, какая была бы толпа!
Дверь с противоположного конца открылась, и в горницу вошел... хоббит? Невысокий, наверное, мне по плечо. С пышной шевелюрой соломенного цвета, остриженной в кружок, и круглым румяным лицом. Он носил зелёную рубашку, подпоясанную кушаком, и просторные коричневые штаны. В руках у него был стеклянный флакон с лампадным маслом.
— Здравы будьте, отроки! — приветствовал нас он. — Вы к Князю Всеславу, поди? Нет сейчас Князя. Завтра он будет.
— Здравствуй, Бажен, — сказал Сережка. — Юрик у нас гостит, и я хочу показать ему Терем.
— Дело хорошее, — одобрил Бажен. — Сами посмотрите или экскурсию провести?
— Мы сами.
— Ну ступайте. — Бажен пододвинул табурет, забрался на него и привстал на цыпочки, наливая масло в лампаду перед иконой: — Правила вы знаете. К Мечу не подходите, в Зеркало не заглядывайте.
Мы вышли из горницы и начали подниматься по лестнице с каменными перилами.
— Бажен — домовой, хранитель Терема, — пояснил Серёжка. — Он здесь давно, с тех пор, как начал строиться Терем. Может даже, он пришел вместе с Князем Всеславом.
— А что за Меч и Зеркало он упоминал? — спросил я.
— Меч Князя и Зеркало миров. Мы их увидим!
Лестница привела нас на площадку между этажами. Вправо и влево уходили широкие лестничные пролёты, а прямо перед нами висела картина. На ней был знакомый пейзаж: небо, медленно утрачивающее ночную синеву, наливающиеся зеленью холмистые просторы, взблёскивающая под утренним солнцем лента реки... Мне не показалось: картина действительно менялась со временем!
— Так здесь было, когда Княжна Ладомира и Князь Всеслав впервые пришли сюда, — сказал Серёжка и указал рукой: — Вот на этом самом месте они и начали строить Город. А сейчас мы увидим историю его строительства.
Он побежал по правой лестнице, перескакивая через ступеньки. Я постарался не отставать. Лестница закончилась, и мы оказались в длинной галерее. Справа тянулся ряд окошек с закруглёнными сводами, а слева одно за другим шли огромные полотна. Люди в ярких одеждах, крылатые кони, строящиеся здания и храмы...
Я остановился возле картины с двумя фигурами в центре: человек могучего сложения, в просторной рубахе, с волосами, перевязанными тесьмой, и словно шагнувший к нему из золотого сияния... ангел? Блистающе-белые одежды, красный плащ за плечами и золотистые крылья. Русые волосы, охваченные золотым обручем с сияющим янтарно-жёлтым камнем. Открытое лицо, спокойные серые глаза... Нет, подумал я, он не может быть ангелом. Он чем-то неуловимо близок людям — и тем, окружившим его на картине, и тем, кто живет в Городе сейчас. И мне. Словно бы всех нас связывает с ним незримая, но прочная нить.
— Это... Князь Всеслав! — понял я. Серёжка торжествующе улыбнулся:
— Я так и думал, ты его сразу узнаешь! Его трудно не узнать. Таким мы видим Князя чаще всего. Но его внешний облик — как имя, которое мы произносим, обращаясь к нему. Он принимает этот облик для того, чтобы общаться с нами. А человек рядом с ним на картине — Вратко, наш первый кузнец.
Мы шли по галерее, я то и дело останавливался, разглядывая картины. У них оказалась интересная особенность: можно было приблизить взглядом какой-нибудь заинтересовавший фрагмент и хорошенько рассмотреть. Мне очень хотелось снова увидеть Князя Всеслава, но больше я нигде его не видел.
Галерея закончилась, и мы оказались в маленькой комнатке с белыми стенами и узкими окошками. Здесь ничего не было, кроме небольшой картины в простой раме на стене и чаши, в которой росли ярко-синие васильки. Картина была пейзажной зарисовкой: маленькая белая церковь на зелёном холме, под синим небом с кудрявыми облаками. Этот простой этюд удивительным образом притягивал взгляд. На мгновение я словно оказался там, внутри картины. Я стоял перед белой церковью, ощущая босыми ногами тепло нагретой солнцем травы. Лёгкий летний ветерок касался моего лица и шевелил волосы. А над серебристым куполом, похожим на шлем витязя, в яркой небесной синеве плыли белые облака...
— Эту картину нарисовал Князь Всеслав, очень давно, — пояснил Серёжка. — А церковь придумала Княжна Ладомира. Князь Всеслав потом эту церковь построил, на холме... сейчас уже нет этого холма, монгольский Наместник разрушил. А тогда ещё не было никаких Наместников. Князь и Княжна были вместе, а не разлучены, как теперь... Но про это время лучше расскажет Добрагор. Он вообще так рассказывает — заслушаешься! Ну что, пойдём дальше?
— Ну пойдем. — Я неохотно покинул комнату с картиной. Скромный пейзаж с церковью словно тянул к себе. Так отличается произведение гения от просто талантливых творений.
Мы миновали ещё несколько залов, нарядным убранством напомнивших мне загородные царские дворцы в Петербурге, где я был в прошлом году с экскурсией. Всюду на стенах были развешаны картины. Здесь располагалась целая художественная коллекция! Серёжка обьяснил, что многие картины были подарены Князю самими художниками, и он хранит их в Тереме. Я заметил работы, напоминавшие итальянских, французских, голландских мастеров. Только сами картины были объёмнее и четче, краски — ярче и светлее, и несравненно богаче цветами и оттенками... Кстати, как пояснил Серёжка, здесь в спектре не семь, а девять цветов. Мы миновали и небольшой зал с японской живописью — здесь она была ещё более лёгкой и прозрачной, чем знакомая мне роспись по шёлку.
Спустившись по лестнице (не помню уже, какой по счёту), мы словно оказались в оркестровой яме. Только музыкантов нигде не было. Виолончели, арфы, трубы и множество других, знакомых и незнакомых музыкальных инструментов дремали на подставках. Впереди чередою стройных серебристых колонн поднимался вдоль стены орган. За нашими спинами амфитеатром взбегали вверх ряды кресел, а над нами плыли огромные люстры с горящими свечами. Свечи горели и в витых канделябрах вдоль стен, придававших залу нарядный и торжественный вид.
Серёжка бродил среди инструментов, гладил изогнутые бока виолончелей и отполированную до блеска поверхность альтов и туб.
— Здесь по праздникам бывают концерты, — сказал он. — А бывает, инструменты играют сами. Словно разговаривают друг с другом. Некоторые из них сделаны Князем Всеславом, некоторые — Старшими, а некоторые привезены из других Городов, где наши музыканты учились.
За оркестровым залом оказалась комната, напомнившая мне минералогический музей. Кристаллы всевозможных форм и расцветок — зелёные, голубые, вишнёво-красные, большие и поменьше, — стояли на подставках разной высоты, расставленные не случайно, а по какому-то неизвестному мне принципу. Серёжка обьяснил:
— Это ты бы назвал фонотекой. Кристаллы живые, у них абсолютная память. Они умеют запоминать и проигрывать музыку. Музыка и дает им жизненные силы.
Возле янтарно-жёлтого кристалла, положив ладони на его гладкие грани, стояла девочка в шортах и майке с подсолнухом. Кристалл мерцал и переливался. На сосредоточенном лице девочки бродили жёлтые отблески. Она даже не заметила нас, полностью погрузившись в музыку, слышимую только ей.
Я наугад подошел к прозрачно-голубому кристаллу и по примеру девочки в майке с подсолнухом положил на него ладони. Он оказался приятно прохладным на ощупь. Я закрыл глаза. Сначала я ничего не слышал, но потом где-то на грани слуха уловил мелодию, светлую и нежную. Мелодия приближалась. Голос девушки, звонкий как ручеёк, пел песню. Я даже разбирал отдельные слова. Там было о весне, о радости, о пробуждении земли...
— Серёжка, а на каком это языке? — спросил я. — Похож на русский, но не совсем.
Серёжка, положив ладони на кристалл, послушал:
— Это одно из древнеславянских наречий, не знаю точно, какое... А поёт Леля, лучшая ученица Княжны Ладомиры. — Он вздохнул: — Только ее в Городе тоже нет. Она была воином в дружине и попала в плен. С тех пор о ней никто не слышал. Спасатели уже не первое столетие ищут её и её жениха, отправившегося вслед за ней.
Понимаешь, убить дружинника обитатели нижнего мира не могут. А запереть где-нибудь в Цитадели — вполне. А от долгого пребывания в нижних мирах даже самый тренированный воин теряет силы. Наверное, Леля и её жених спят где-то в глубинах Цитадели... Даже Князь Всеслав не может сказать, где они и что с ними. Лишь Княжна Ладомира чувствует, что они живы. Но где искать Лелю, не знает даже она. И все равно мы её найдем! — он упрямо вскинул голову, тряхнув светлой челкой. — Несмотря на всех обитателей преисподней, вместе взятых!.. Юрик, пойдем, я покажу тебе меч Князя Всеслава.
Мы вышли из зала с поющими кристаллами. Серёжка снова повел меня бесконечными залами, галереями и лестницами. Неожиданно мы оказались на балконе, выходившем во внутренний двор. Внизу зеленела коротко подстриженная трава. Напротив, на белой стене был укреплен меч. Он был просто огромным! В три человеческих роста, а может, и больше. По его краям перебегали золотисто-белые сполохи. От него словно исходил невидимый жар.
Остановившись, мы облокотились на каменную балюстраду.
— Это и есть меч Князя? — спросил я.
— Ага, — подтвердил Серёжка. — Чувствуешь, как от него тепло?
— Угу... Ну он и здоровый!
— Так это для того, чтобы сражаться с Наместниками и прочей нечистью из нижних миров! А для тех сражений Князь Всеслав принимает другой облик. Я однажды видел — как будто огромное пламя до неба! Его так и зовут: Всеслав Ярое Пламя... А меч подарил Князю его учитель перед тем, как Князь Всеслав пришел сюда. Он знал, что меч пригодится.
Если Князь Всеслав берет меч, мы знаем: случилось что-то серьёзное. Но так бывает нечасто.
— А почему Бажен говорил не подходить к мечу? Это опасно?
— Нет, не опасно, но... Понимаешь, в мече живет сила учителя Князя. А близость такого источника силы может перегрузить. Ну, как будто делал уроки и перезанимался... Я однажды подошел к Мечу, чтобы рассмотреть поближе. И не заметил, как заснул! Лиля потом сказала, что Князь Всеслав нашел меня спящего и принес домой. И я проспал три дня подряд... А теперь давай посмотрим Зеркало! Это рядом.
Как оказалось, «рядом» означало пройти ещё через пару десятков залов и лестниц.
— Интересно, Князю Всеславу тоже приходится бегать по всему Терему? — спросил я, едва поспевая за Серёжкой, несущимся как комета.
— Не-а! — весело откликнулся Серёжка на ходу. — Он может просто появиться в любом месте, где захочет.
— Нам бы так, — сказал я.
— Да ладно, мы уже пришли.
Серёжка приоткрыл массивную кованую дверь (двери здесь встречались нечасто, но всё же встречались). Мы вошли как будто бы в небольшую часовню. Только вместо алтаря здесь стояло высокое зеркало в малахитовой раме, украшенной растительными узорами и бронзовыми фигурками зверей. В нём отражались двое взлохмаченных мальчишек.
— Если подойти ближе, то можно направлять Зеркало мыслью, и оно покажет другие миры. Например, можно заглянуть в ваш. Или в любой из верхних миров. Можно и вниз, но лучше так не делать.
— А... можно увидеть в Зеркале Княжну Ладомиру?
— Можно, но это же придется смотреть в Цитадель. И если не знаешь точно, куда смотреть, то увидишь, например, Вицра. Или ангелов мрака. А это опасно для рассудка. Вообще для работы с Зеркалом нужно специально тренироваться.
— Ну тогда не будем заглядывать, — сказал я, ловя себя на мысли, что мне очень хочется подойти и посмотреть. Может, всё-таки я увижу Княжну. Не хотелось бы возвращаться, не встретившись с ней.
А если честно, я был перенасыщен впечатлениями. Будто за это короткое время трижды обошёл весь Эрмитаж.
— Юрик, у тебя, наверное, голова идет кругом, — угадал мои ощущения Серёжка. — Терем с непривычки перегружает. Но я хочу показать тебе еще кое-что. Это последнее, честное слово! Просто это моё любимое место здесь.
Мы покинули часовню с Зеркалом. Серёжка снова повел меня по галереям и залам Терема. Я даже не пытался запоминать направление, но кажется, мы снова поднимались. Потом Сережка отыскал в стене какую-то неприметную арку. За ней оказалась узкая лестница, круто взбиравшаяся наверх.
— Мы внутри Княжьей башни, — пояснил Серёжка, ухитрявшийся даже на этой крутой лестнице перескакивать через две ступеньки. — А называют её так потому, что там у Князя Всеслава рабочий кабинет.
— И что, туда можно без спроса зайти?
— Ага. Я так делаю. Да все делают! Князь Всеслав часто отсутствует. Но он никогда не оставляет Город мысленно. И там, в кабинете, это особенно чувствуется. Знаешь, бывает, что приходишь, а там на столе книжка, оставленная для тебя. Или подарок на какой-нибудь значимый день. Или просто что-нибудь полезное. Я удивляюсь, как он помнит про всех нас!
Лестница вывела на балкон. Мы действительно находились в башне, и довольно высоко. Мимо, вровень с нашими ногами, проплыло молочно-белое облако. Внизу поднимались ступенчатые кровли, башенки с остроконечными крышами, разноцветные маковки и шпили, увенчанные весёлыми золотыми солнышками. Дальше колыхалось море зелёной листвы, за ним виднелись купола и шпили огромного храма с золотыми крестами, вписанными в круг. Среди них я разглядел ещё эмблему: солнце и распростертые крылья... Пройдя по балкону, мы снова нырнули под арку и начали подниматься дальше.
Лестница сделала несколько витков и неожиданно закончилась. Мы оказались в небольшом светлом помещении со сводчатыми окнами. В противоположность нарядным залам внизу, обстановка здесь была простой, даже аскетичной. Книжный стеллаж, стол у окна и два стула. На столе — часы с круглым белым циферблатом и невообразимым количеством стрелок, и глобус необычного вида: будто множество вложенных друг в друга прозрачных сфер. На стене над столом — икона с горящей перед ней лампадой. Какой-то святой... я не мог вспомнить, кто. В цветочном горшке на окне вился дикий виноград.
— Как у него здесь просто, — заметил я.
— Так Князю Всеславу ничего особого и не нужно! — отозвался Серёжка. — Я же говорил, Терем построен не для него, а чтобы мы могли приходить к нему.
Я посмотрел на икону:
— Серёж, а кто это? Никак не могу узнать.
— Это учитель Князя. У вас он был одним из апостолов, учеников Христа. Святой Андрей Первозванный.
— Он тоже живет в Городе?
— Нет, он в других мирах, гораздо выше... Но он и сейчас помогает Князю и всем нам.
— И в мече Князя — его сила? — понял я.
— Ага, — подтвердил Серёжка. — Апостолы знаешь, какие сильные! Их опасается сам владыка преисподней. Ладно, вот уж о ком не надо здесь вспоминать.
— Пожалуй. — Я подошёл, разглядывая глобус: — Какой странный... Наверное, там все миры сразу?
— Нет, только верхние и срединный, — отозвался Серёжка. — Нижние миры устроены по-другому, для них отдельная модель. А этот глобус четырёхмерный, мы видим его трехмерную проекцию. Смотри! — он крутанул одну из сфер, и карты местности, да и расположение самих сфер поменялись.
— А на часах зачем столько стрелок? Тоже для разных миров?
— Не, только для Города. Понимаешь, у нас время многомерное.
— Ого! — удивился я. — Про такое я даже в фантастике не читал... А как это?
Серёжка уселся на стол рядом с часами:
— Это трудно обьяснить, но я попробую... Ну, ты же знаешь, когда бывает, что нужно делать много дел сразу и на все не хватает времени? Ну так вот. У нас, если тебе не хватает одного временного измерения, для тебя открывается второе. Потом, если нужно, третье, четвертое и так далее.
Он продолжил, болтая ногами:
— Мы с тобой живём в одном временном измерении. А Лилия с Акселем уже в двух. Когда их примут в дружину, они будут жить в трёх- а потом и четырёхмерном времени. В скольких временных измерениях живет воевода Александр, я не знаю, но точно больше десяти. А Князь Всеслав живет во всех временных потоках Города, но я думаю, ему даже их не хватает.
Я подошёл к стеллажу с книгами, разглядывая корешки. Снял с полки модель кораблика на подставке. Сережка соскочил со стола:
— Ух ты! Я и не знал, что Князь сделал для него подставку... Этот кораблик подарили ему дети в Городе, ещё до того, как я сюда попал. У нас есть такой праздник — День весенних ручейков, его установила ещё Княжна Ладомира. Жители Города выходят на улицы и запускают в ручьи самодельные кораблики. И Князь Всеслав выходит с нами.
Этот кораблик сделал мальчишка, который потом покинул Город и родился в срединном мире. Он стал детским писателем, пишет хорошие книжки... Да ты его знаешь! Его почти все у вас читали!
Кажется, я понял, кто это... Поставив кораблик на место, я спросил:
— А он... помнит Город? Или все забыл?
— Помнит. Он не говорит о Городе прямо, но Город живет в его книгах, в каждой строчке... Ну что, Юрик! Я думаю, Терема тебе на сегодня хватит.
— Да я не устал, — соврал я. — Я бы и ещё посмотрел.
— Ну да, ты уже еле живой. А я ещё собирался показывать библиотеку. О, слушай! Пошли лучше к Добрагору. Он расскажет про Князя Всеслава и Княжну Ладомиру — как они впервые пришли сюда, как начали строить Город... Он лучше всех о них рассказывает. У него заодно и отдохнёшь. Под его ветвями здорово отдыхается.
— Под ветвями? — удивился я. Впрочем, здесь не следовало удивляться чему-либо. — Он что, дерево?
— Ага, — подтвердил Серёжка. — И старейший житель Города. Вернее даже, он старше Города. Его посадила Княжна Ладомира ещё когда Города не было. Она же научила его говорить.
Покинув кабинет Князя, мы спустились по лестнице, и Серёжка одному ему известными путями повёл меня через Терем. Мы вышли из белой часовни с солнышком, похожей на ту, через которую входили. Но только эта часовня стояла посреди небольшой площади, мощёной гладкой каменной плиткой. Старые клёны, кольцом окружавшие часовню, давали приятную тень.
— Здесь ближе всего к Добрагору, — сказал Серёжка. — То есть нет, есть ещё один выход из Терема, совсем рядом с ним. Мне Князь Всеслав показывал, но я забыл. Ну ничего, не страшно, если немного пройдём.
Мы вышли на извилистую улочку, то поднимавшуюся вверх, то нырявшую вниз. Невысокие дома с резными наличниками скрывались в глубине палисадников. Там шла своя жизнь — звенели детские голоса, откуда-то неподалеку доносился звук кузнечного молота.
— Это самая старая часть Города, — пояснил Сережка. — Здесь живут многие Старшие. Некоторые уже здесь больше тысячи лет!
Улица сделала ещё поворот, дома закончились, и мы оказались у подножия холма. На холме росло дерево. Нет, лучше сказать, Дерево! Огромное, я никогда таких не видел! Казалось, раскидистой кроной оно задевает облака. А его нижние ветви почти касались земли, образуя тенистый шатёр.
— Прямо Мировое древо, — проговорил я. Серёжка улыбнулся:
— Да, такой он, Добрагор. Древний и могучий. Пошли поздороваемся с ним!
К вершине холма вела белая лестница с пологими ступенями, по её сторонам росли цветы. Серёжка побежал по ней, перескакивая через две ступени. Я пошёл за ним, разглядывая огромное дерево. Судя по форме листьев, это был дуб. Из-под его ветвей доносилась музыка. Звучал незнакомый струнный инструмент, и два женских голоса — один высокий, другой пониже, — пели песню.
Драгоценная у мира
Есть жемчужина в короне,
В синем море-океане
Она плавает — не тонет.
Две прожорливые птицы —
Чёрная и золотая —
Наточив кривые клювы,
Над жемчужиной летают.
Этим хищникам приманка —
Серебристое сиянье,
Их заветная добыча —
Жемчуг в море-океане.
Днём и ночью с хриплым криком
Над жемчужиной летают
Две прожорливые птицы —
Чёрная и золотая. (*)
Поднявшись, мы оказались на площадке, огороженной низкой белой оградкой. Там, под могучими ветвями, расположилась компания музыкантов. Темноволосый парнишка в лёгкой рубашке держал в руках похожий на гитару инструмент. Рядом с ним сидела девушка с длинными волосами рыжего оттенка. Одеждой в джинсовых тонах и множеством бисерных браслетов на руках она напоминала хиппи. Ей принадлежал второй, более низкий голос. Но самой необычной в этой компании была обладательница высокого голоса. Наполовину женщина, наполовину птица в радужном оперении, она сидела на нижней ветви. Её длинные золотые косы, украшенные жемчугом, спускались почти до земли, от них исходило мягкое свечение.
Песня закончилась. Юноша отложил музыкальный инструмент.
— Спасибо за песню, друзья мои, — произнес глубокий низкий голос, звучавший, казалось, отовсюду. В нём словно бы слышались гул ветра и шелест листвы. — Славная песня. Когда Князь Всеслав вернётся из вышних земель, спойте для него. Пусть порадуется его душа. Он всегда радуется хорошей песне. А вы с чем пришли, отроки?
— Здравствуй, Добрагор, — подняв голову, поздоровался Сережка. — Это Юрик, он у меня в гостях. Он хочет услышать историю Князя Всеслава и Княжны Ладомиры. А ты лучше всех её рассказываешь.
— Ты без зазрения совести льстишь мне, отроче. Лучше всех о них рассказывают сказители и поэты. А я лишь возвращаюсь памятью в те времена, когда Княжна Ладомира впервые ступила на этот холм и озарила здешние земли своей улыбкой.
— А мне твои рассказы больше нравятся! — упорствовал Серёжка.
— Ну раз нравятся, тогда садись и слушай. И ты присаживайся, отроче Юрий. Ибо это будет долгий сказ.
— Мы тоже послушаем, Добрагор, — сказала девушка с бисерными браслетами и села, обхватив руками колени. Юноша рядом с ней беззаботно растянулся на траве, закинув руки за голову. Золотоволосая дева-птица спорхнула вниз и сложив радужные крылья, пристроилась рядом с ними.
Мы с Серёжкой уселись между огромных корней Добрагора и прислонились к шершавому стволу. Я откинул голову, глядя на мощные ветви и качающееся зелёное море листвы, просвечиваемое солнечными лучами.
— Ну слушайте, молодёжь, — начал Добрагор. — Давно это было, по человеческим годам очень давно. Старшие братья Князя Всеслава трудились в разных концах земли, возводили свои Города. На западе возвышался огромный замок с белоснежным пиком до самых небес, и на юге сверкали пурпурно-золотым прекрасные дворцы и храмы. А здесь лишь бескрайние просторы, по которым проносился вольный ветер, да нехоженые чащи, да редкие поселения людей в срединном мире.
Но однажды спустилась с неба солнечная ладья, и вышла из неё девочка в лазоревом сиянии. И была у неё улыбка ясная как весеннее солнышко и глаза синее небесной сини. А на челе её блистала голубая звезда. То пришла в наши края юная Княжна Ладомира. И сойдя на землю, подняла она ничем не приметный жёлудь, согрела теплом своих ладоней и посадила на вершине холма. И сказала: «Тебя будут звать Добрагор. Ты станешь большим и могучим, и вокруг тебя будет строиться Город».
Она приносила мне живой воды, с улыбкой смотрела, как я зелёными листочками тянулся вверх, и пела для меня. Она нарекала имена деревьям, и травам и цветам, и зверю дикому, и перелётной птице. И люди в срединном мире начинали говорить на её наречии.
Ах, какие это были времена! Княжна Ладомира ходила по окрестным лесам и холмам, и пела, и под ясным небом звучал её голос, нежный и звонкий как колокольцы. Ветер ластился к её ногам, дождик одевал её мерцающим покровом. Птицы слетались к ней, вторя её песням, солнце смотрело сверху на неё и улыбалось. Люди в срединном мире слышали её голос и слагали свои песни о радости и любви.
Она много говорила со мной, и так я выучил язык, на котором говорят люди. Княжна Ладомира рассказывала о своём возлюбленном и друге, о том, что он скоро придёт сюда, чтобы вместе с нею строить Город. И она поднимала к солнцу синий взор, и я знал, что оттуда, из горнего края, он смотрит на неё и ждёт не дождётся, чтобы сойти вниз и быть рядом с нею.
И однажды Княжна Ладомира сказала: «Добрагор, сегодня будет праздник! Давай нарядим наши земли!» И звонким голосом она призвала стихии. Дождик напоил живою водою поля и луга, солнце согрело их, и всюду взошли дивные, невиданные цветы. Ветры буйные расчистили небо, и оно засияло голубым. И Княжна Ладомира промолвила: «Спасибо вам, солнышко, земля, дожди и вольные ветры! Вы славно потрудились. Пусть придет мой суженый и порадуется земной красоте!»
Сказала она так, и появилась в небе солнечная ладья. Опустилась та ладья на вершине холма, и вышел из ладьи её суженый. Одеждой его было белое пламя, и золотые крылья сверкали за его плечами, и лик его сиял ярче солнца. То был тот, кого люди прозвали Князем Всеславом... Они взялись за руки, и над ними вспыхнули и засияли радуги, и звёзды вместе с солнцем зажглись в небесной лазури, радуясь их встрече. Они держались за руки и пели вдвоём одну Песнь, и юные их голоса звучали радостным эхом над бескрайними полями, над лесами дремучими и зачарованными озерами.
Высокий нарядный терем построил Князь Всеслав для своей суженой. Оттуда, из светлицы, Княжна Ладомира смотрела на земли окрест. А для себя он построил мастерскую, ибо мастером был во всяком ремесле. От утренней зари до зари вечерней звучал кузнечный молот Князя и голос его, певший радостную песню, и ему вторил звонкий голос Княжны Ладомиры. Она приходила к нему, они смеялись и вместе придумывали новые и дивные вещи для украшения Города. И тогда же в Город пришли из срединного мира первые люди. Князь Всеслав учил их кузнечному и зодческому ремеслу, а Княжна Ладомира помогала слагать стихи и песни.
Однажды Князь Всеслав и Княжна Ладомира оставили Город. Солнечная ладья увезла их в далёкие южные земли, где старший брат Князя завершал свой труд.
— Это Византия, — пояснил Сережка. Добрагор продолжал:
— Там, в прекрасном храме, сверкающем белизной и золотом, перед Князем Всеславом и Княжной Ладомирой распахнулась высь девяти небес, и они узрели Господа, и поклонились Ему... И старший брат Князя Всеслава открыл им свою тайну и поручил то, что не успел исполнить сам.
Они вернулись, и необычно серьезным был Князь Всеслав, и задумчивым был взгляд Княжны Ладомиры. Но время прошло, и снова звучал над Городом кузнечный молот Князя, и его весёлый голос вторил радостной песне Княжны. И теперь Князь Всеслав учил людей строить храмы с колокольнями и звонницами, и отливать колокола. Ах, как сладок и чист был звон тех колоколов! Он словно плыл над рекой, тая в золотом пламени заката. И люди в срединном мире строили церкви, и в священных книгах открывали истину о Христе. И ещё больше людей, завершивших в срединном мире свой путь, приходили в Город помогать Князю.
— Это время крещения Руси и после, — встрял Серёжка. — А потом было монгольское нашествие.
— Не перебивай, отроче, — недовольно прошумел Добрагор. — Всё расскажет старый Добрагор, всё по порядку.
Мирно и радостно жили в Городе. Но поднимаясь на холм, с тревогой вглядывался Князь Всеслав в земли на востоке. Оттуда надвигалась туманная мгла. То шёл на наши земли жестокий Наместник монгольской страны. И тогда Князь Всеслав обнес Город крепостной стеной. А в кузнице начали ковать кольчуги и мечи.
А чудовище было уже близко. И вышел Князь Всеслав со своей малочисленной дружиной ему навстречу, защищая Город и возлюбленную свою Княжну. Храбро сражались Князь и его воины, но силы были неравны. Многих воинов тогда Наместник взял в плен и заточил в подземной Цитадели. А потом он обрушился на Город всей своей мощью. И тогда Князь Всеслав сказал, чтобы люди брали с собой всё самое дорогое и уходили в дальние леса, куда Наместнику не было пути. И он сам, истекая огнём, сражался с Наместником, и лишь когда он упал без сил, оставшиеся воины подхватили и унесли его.
В северных лесах, под дремучими сводами, Княжна Ладомира исцелила раны Князя Всеслава. Но с печалью во взоре смотрел он на юг, где лежал в развалинах их с Княжною Город. И с горечью понимал Князь Всеслав, что одолеть чужого Наместника может лишь свой Наместник в нижнем мире. Но плата за это была высока: Княжна Ладомира должна сойти в нижний мир и жить в Цитадели Наместника.
Ясной звездной ночью, оставив спящих воинов, ушли Князь Всеслав и Княжна Ладомира к лесному озеру и говорили там, и над макушками высоких елей светилось зарево их разговора. А с восходом солнца они вышли к людям и сказали возвращаться в Город. Но в Город отправилась лишь одна Княжна Ладомира, ведя за собой дружину и жителей. А Князь Всеслав ушёл одному ему ведомой дорогой.
Придя в Город, Княжна Ладомира поднялась на холм и обняла меня: «Добрагор, я скоро вас покину, и не знаю, как долго мне придется пробыть под землею. Будь покровителем Городу и добрым другом Князю Всеславу». И вернулся Князь Всеслав, и сияние его лика угасло, и серый пепел покрывал его белоснежные одежды. А следом за ним шла чёрная ладья. Простившись со всеми, Княжна Ладомира вступила в ту ладью. И Князь Всеслав взял её за руку, словно желая остановить, но разверзлась земля у его ног, и ладья унесла Княжну в подземное царство.
Наместник Вицр исправно нёс свою службу, и чужие Наместники к нам не ходили. Город снова зажил мирной жизнью, и снова зазвучал кузнечный молот Князя. Но никто больше не слышал его весёлых песен. Город строился, разрастался. Князь Всеслав передал многие свои дела Старшим. Теперь он не не так часто в Городе, как раньше. Но где бы он ни был, он не оставляет мыслью наш Город. И он ищет способ вызволить Княжну Ладомиру.
— А Княжна Ладомира так и живёт в Цитадели? — спросил я. — Ведь столько времени уже прошло...
— Порою Вицр отпускает Княжну Ладомиру в Город. Это редкие дни, когда Князь Всеслав видит свою суженую. Но потом ей снова приходится уходить. А Третий Вицр так и вовсе не выпускал её. Страшное существо был Третий Вицр.
— Да он сдох уже давно, — снова встрял Сережка. — Теперь Цитаделью правит Четвертый Вицр. Он не такой сильный и не такой злобный, как Третий. Но все равно хлопот с ним хватает.
— Довольно про Вицра и весь их род, — зашумел листвою Добрагор. — Да и непорядок завершать мой сказ на грустной ноте. Придет время, и Княжна Ладомира вернётся в Город. И обвенчается она с суженым своим Князем Всеславом, и тогда назовут ее Княгинею. И через них сойдёт на землю свет и красота неизреченная. Златой будут звать они свою дочь, ибо свет её подобен солнечному золоту, и такова будет сила того света, что проникнет он до срединного мира. И люди обратят сердца к добру и красоте, и тогда закончится эпоха Наместников.
— Не будет ни государств, ни войн, — добавил Сережка. Я вздохнул:
— Хотел бы я увидеть это время...
— Может, и увидишь, — сказал Серёжка. — Сейчас все происходит быстро, во всех мирах.
— Для этого нужно хорошо потрудиться, отроки, — назидательно проговорил Добрагор. — Это только в сказках сказывают: махнул палочкой волшебной, и готово. Нет. Здесь работать приходится всем: и людям, и Князю. И Княжна Ладомира несёт свой подземный крест. Без неё мрак давно бы опутал людские души.
Листья покачивались надо мной, сквозь них проглядывали первые звезды. Оказывается, мы просидели у Добрагора до самого вечера! То ли от свежего вечернего воздуха, наполненного ароматом цветов и трав, то ли от переизбытка впечатлений меня с неудержимой силой потянуло в сон.
— Княжна Ладомира... Я так хотел бы увидеть её!.. — пробормотал я засыпающим голосом.
— Юр, ты уже спишь. — Серёжка попытался меня растормошить: — Подожди, я позову Вихря, он отвезёт нас домой!
— Угу. — Я свернулся калачиком на траве между корней могучего дерева и ушёл в сон без сновидений.
(*) Стихи — Хулиан дель Касаль, Куба