И тогда взошло воспоминание:
Град во славе... синие поля...
Солнце Мира в ясном надстоянии
Над венцом Небесного Кремля.
Лишь мгновенье... Он сходил во тьму,
К беспристрастно-четкому суду,
И душа открылась одному,
Одному: бездонному стыду.
В этот час десницею суровою
Сердце духа вынул Яросвет:
Оно вспыхивало, все багровое,
Как светильник, в коем масла нет.
Одному из солнечных сынов
Дал Судивший праздный факел тот,
Чтоб его зажечь навеки вновь
От верховного Огня высот.
И легла дорога искупления,
Вдаль и вдаль, по каменному льду,
В мглу немыслимого отдаления,
К миллионолетнему труду.
Как постиг бы наш трехмерный ум
Этот путь развенчанных монад,
Тех морей чугунно-мертвый шум?
Тех светил лилово-черный взгляд?..
Дух лежал, как труп. Но мерно-длящийся
Суд вершился – и темнела ширь:
Кровь духовную – эфир струящийся –
Уицраор пил, как нетопырь.
И по жилам царства, в плотной мгле,
Потекла, мешаясь, злая кровь
С кровью тех, кто строил на земле
Это царство, и построит вновь.
И тогда над духом четвертуемым
Грозный суд свершился до конца:
К телу духа – к мозгу и ко рту ему –
Никла Велга, – темень без лица.
А оно рвалось, как чешуя,
Распадалось на десятки «я»,
И помчалось, плача, вопия,
По нагой изнанке бытия.