Многие святые как в Индии, так и в России, всё таки воспринимали предстоящую смерть, как нечто страшно чуждое, хотя конечно же опытно знали, что она — всего лишь переход. Эйцехоре здесь не при чём, эйцехоре связано с эгоизмом. Просто, в связи с убийством Иисуса Христа, наше физическое тело в конце пути не преображается, а умирает. А потом тоже самое происходит с эфирным и астральным. И это грустно. А монаде хорошо, она там наверху, неумирающая, играется, создаёт себе различные тела. «Но шельт — живой, это самосознающее, хотя и низшее «я»; в Суфэтхе он едва шевелится, постепенно выдыхая остатки жизненных сил. Это и есть та смерть вторая, о которой говорится в Священном писании. Искра сознания теплится до конца, и мера её мук превышает воображение самих демонов. Сюда до сих пор не может досягнуть никто из Света, даже Планетарный Логос.» Это, конечно же, страшный пример, но, дорогой Николай, оболочка себя осознаёт, даже без монады. Старик Андерсен был прав, когда в своём бессмертном произведении распылил, конечно же с непередаваемой грустью, Русалочку. «С распадением эгрегоров исчезают и эквиваленты их сознаний, рассеиваясь в пространстве. Это не переживается ими как страдание.» Знание умножает скорбь, как говорили древние.
Думаю, что личность, имущество и среду обитания, нужно всё-таки различать. Ведь гараж — это же не человек, это — то, что у человека есть.
