Я хочу лучше понять идеи «Розы Мира»

Ещё вопрос — каково соотношение Лилит, эйцехоре и испорченности животных и тёмных стихиалей? Во многих местах у Андреева написано что Лилит — это стихиаль именно человечества, а также человечества титанов и т.д.
А вот тут, например, «свойственно всем живым существам».

Такие противоречия можно смягчить, сгладить, временно заглушить, но устранить их корень нельзя, потому что корень их — в том эйцехоре, которое, со времён падения Лилит, свойственно всем живым существам Энрофа, кроме тех, кто изжил его и испепелил в ходе своего просветления.
 
Андреев ясно сказал — на старые религии падает ответственность за безрелигиозную эпоху.
О старых религиях он кроме того сказал много лестного. Так что же: по одной фразе выдернутой из текста делать какие-то далеко идущие выводы? Как это пытаетесь делать Вы..
А Вы всё продолжаете биться лбом об пол, держась устаревших форм, вместо того, чтобы развиваться.
Будем биться, потому что это реально помогает.
В человеке жажда знаний унаследована от Творца. Христиане это игнорировали, вот и получили.
Чего это они получили, Владимир?. Вы таким тоном пишете, как буд-то совершенно согласны с тем, что произошло? А были бы участником тех событий невзначай не встали бы на сторону большевиков? Ведь это они винили старые религии в том, что они гроша ломанного не стоят. Не далече вы ушли друг от друга..
Я лично считатю, и пусть Андреев со мной не соглашается (думаю уже соглашается..), что на старых религиях нет никакой вины за то что происходит с ними сейчас. Вина лежит на том, кто в течении веков ведет борьбу против Христианства и любых форм религиозности. Это масонство, это еврейский большевизм талмудического толка, это непросветленная государственная власть, которая сделала из религии (скорее не из религии, а из религиозного института ) служанку её интересов, это в конце концов сам Сатана. Да и как можно винить «религии» вообще? Религия это почитание Бога особым образом. Винить можно отдельные церковные формирования, а не религии. К сожалению Андреев оставил место для фанатизма уже в отношении того, что он сам произнес, — так формируются новые эгрегоры. Я считаю, что ставить Андреева выше Христа не следует. И безошибочных личностей не бывает.
 
Дмитрий, без каких либо комментариев выкладываю цитаты.

Метаисторическое исследование Библии дало возможность проследить, как инспирировались пророки демиургом этого народа; как искаженно, но все-таки его голос улавливали создатели книг Иова, Соломона, Иисуса Сираха; как вначале примешивалась к этому откровению, снижая его, инспирация из Шалема, от стихиали горы Синай, духа сурового, жесткого и упорного; и как потом книги Ветхого Завета начинают все более омрачаться нотами гнева, ярости, воинственности, безжалостной требовательности: характерными интонациями уицраоров.
Христианские церкви в том прерванном, незавершенном виде, в каком они знакомы нам по истории, суть бледные, зачаточные, ограниченные и искаженные отображения Церкви Шаданакара, пребывающей в наивысших слоях.
Ведь, даже будучи боговдохновляемыми, евангелисты оставались людьми, а великий враг не дремал, и даже на книгах Нового Завета явственно различается местами его искажающее прикосновение.
Но в пробелы вкрался исконный враг; проникая в человеческое сознание авторов Евангелия, он сумел извратить многие свидетельства, исказить и омрачить идеи, снизить и ограничить идеал, даже приписать Христу слова, которых Спаситель мира не мог произнести. У нас еще нет способов отслоить в Евангелии подлинное от ошибочного, нет точных критериев, нет очевидных доказательств. Каждому, читающему Новый Завет, следует помнить лишь, что учение Христа – это вся Его жизнь, а не слова только; в словах же, Ему приписываемых, истинно все, что согласно с духом любви, ошибочно все, отмеченное духом грозным и беспощадным.
Но если потусторонняя борьба Иисуса Христа с демоническими силами ознаменовалась рядом мировых побед, то недовершенность Его миссии в Энрофе сказалась в неисчерпаемом множестве трагических следствий.

Самое учение оказалось искаженным, перепутанным с элементами Ветхого Завета, – как раз теми элементами, которые преодолевались жизнью Христа, а если бы эта жизнь не оказалась оборвана, были бы преодолены окончательно. Основная особенность этих элементов – привнесение в образ Бога черт грозного, безжалостного судьи, даже мстителя, и приписывание именно Ему бесчеловечных законов природы и нравственного возмездия. Эта древняя подмена служит немалым тормозом на восходящем пути души: спутанность в сознании божественного с демоническим заставляет свыкнуться с идеей оправданности, предвечности и неизменности тех самых законов, ответственность за которые несет Гагтунгр и которые должны быть облегчены, одухотворены, изменены в корне. Такое снижение уровня этического понимания естественно ведет к сосредоточению внимания на своем личном спасении, а импульс социального сострадания и активное стремление к просветлению мира оказываются в параличе.
Эта аскетическая тенденция христианства, едва смягченная компромиссным институтом таинства бракосочетания, эта поляризация понятий «духа и плоти», которую влекло за собой христианство во всех охваченных им культурах и которая привела, в конце концов, к безрелигиозной эре цивилизации, – все это не было простой случайностью или хотя бы явлением только одного исторического плана. Напротив, в этом отразилась особенность, свойственная христианству в его метаисторической судьбе, особенность, предопределенная именно оборванностью миссии Христа в Энрофе.
Пользуясь тем, что миссия Христа в Энрофе осталась недовершенной и поэтому основанная Им церковь, вместо всемирного апофеоза, едва теплится в виде нескольких маленьких общин под грузными пластами государственных институтов, созданных уицраорами, и под косными толщами инвольтированных ими психологий, – силы Гагтунгра начинают вмешиваться в жизнь самой церкви. Выдвигается высокоодаренная и глубоко искренняя в своем порывании к Христу волевая личность, в которой еврейская навязчивость и агрессивная еврейская суровость сочетаются с рассудочно-правовым сознанием римского гражданина. Этот человек был носителем некоей миссии, безусловно светлой, но указанные личные и наследственные черты его извратили понимание этой миссии им самим. Вместо продолжения Христова дела, вместо укрепления и высветления церкви духом любви, и только этим духом, тринадцатый апостол развертывает громадную, широчайшую организационную деятельность, цементируя разрозненные общины строгими уставами, неукоснительным единоначалием и даже страхом, так как опасность быть выброшенным, в случае ослушания, из лона церкви порождала именно духовный страх.
В глазах «Умного духа» церковь стала фактором первостепенной важности и для захвата ее изнутри были использованы все средства. Семитическая религиозная исключительность, греческий духовный сепаратизм, римская безжалостность и жажда политической гегемонии во что бы то ни стало – все было привлечено на помощь во втором, третьем, четвертом, пятом веках христианской эры. Для достижения основной цели этого было, конечно, мало, но отвлечь церковь от ее прямых задач, замутить ее духом ненависти, увлечь ее в океан политических волнений, подменить непреходящие духовные цели злободневно-житейскими, подчинить восточную ее половину власти императоров, а западную – идеям ложно понятой теократии удалось вполне. Церковь становится миродержавной силой – тем хуже для нее! Человечество еще далеко от той нравственной высоты, на которой возможно сочетать миродержавное водительство с этической незапятнанностью.
Но старые религии не сумели этого понять, не захотели этими средствами воспользоваться, не пожелали возглавить процесс социального преобразования, и именно в этой косности, в этой умственной лени, в этой идейной неподвижности и узости – их тягчайшая вина. Религия дискредитировала себя своей вековой беспомощностью в этом отношении, и не приходится удивляться противоположной крайности, в которую впала Европа, а затем и другие континенты: преобразованию общества чисто механическими средствами при полном отказе от духовной стороны того же процесса. Нечего, конечно, удивляться и итогу: потрясениям, каких не видал мир, масштабам жертв, какие никогда не рисовались даже в бреду, и такому снижению этического уровня, самая возможность которого в XX веке представляется до сих пор многим мрачной и трагической загадкой. На старые религии падает в значительной степени ответственность за глубину и упорство последующего безрелигиозного этапа, за духовную судьбу миллионов душ, которые, ради борьбы за справедливое мироустройство, противопоставили себя религии вообще и этим вырвали корни своего бытия из лона мировой духовности.
Историческая неудача всех трех христианств сводилась, как известно, к тому, что и католичество, и византийское православие, и, позднее, протестантские церкви остались только церквами, и притом не с большой, а с малой буквы. Печальна и поразительна аберрация сознания некоторых членов этих церквей, которые принимают их за единую вселенскую мистическую соборность. В этом – смещение перспективы, спутанность уповаемого и данного, искажение времен и сроков и даже – что еще хуже – снижение и искажение самого идеала,
Драма исторического христианства заключается в том, что ни одна из церквей не превратилась в форму совершенного народоустройства, способную выразить и осуществить завет христианства, его мистический и этический смысл. Причина этого коренится, опять-таки в прерванности Гагтунгром миссии Иисуса Христа, по отсутствие серьезных, искренних и чистых попыток в этом направлении – вина самих церквей как человеческих сообществ. Ибо если католицизм, стремясь иерократией подменить Царство Божие на земле, подпал, хотя, к счастью, временно, одному из страшнейших инфрафизических вампиров всемирной истории, то православие, еще в Византии занявшее, по выражению Достоевского, «угол в государстве», совсем отказалось от этой задачи. Эта задача, одна из ключевых, если не самая ключевая из всех задач, возникавших перед человечеством, переходила теперь со всей непомерной тяжестью и опасностью требуемого ею пути к иерархиям Российской метакультуры.
Темноэфирный эгрегор окреп над русской православной церковью на почве того психологического климата, который сложился в стране в результате борьбы с татарами и установлением национально-воинствующего самодержавия. Эгрегор образовывался из тех излучений причастного церкви людского множества, какие вносились любой душой, не достигшей праведности и примешивавшей к излучениям благоговения, умиления и любви излучения так называемого «житейского попечения». Роковым образом способствовали росту эгрегора и особенности средневекового полумагического благочестия, заставляющего верующих делать огромные вклады в монастыри на помин души, князей – жаловать монастырям колоссальные угодья, а самих монахов – принимать все это как должное. Непомерное обогащение монастырей, обмирщение иночества и вообще духовенства было весьма благодатной почвой для темноэфирного нароста на организме церкви. У подножия ее соборной метаэфирной вершины сгущался этот мглистый клуб, этот волнующийся туман, своим слепым эквивалентом сознания отождествляя себя, очевидно, с самой церковью. Угроза его разбухания представлялась как бы возникновением невидимой преграды между душою верующего и трансфизической сущностью церкви, к которой эта душа устремлялась. Поэтому, сколь смутно ни ощущал бы верующий природу этой опасности, она должна была рисоваться ему еще более грозной, чем вампирическая тенденция Жругров.
В XVIII веке становится явственным оскудение духовных рек, которыми питались корни православной праведности. Меньше становится крупных религиозных деятелей, перед глазами общества все реже возникают фигуры чистых и высоких пастырей душ, высветливших собственное сердце и покоривших собственное естество. В XIX веке уже лишь несколько человек – преподобный Серафим Саровский, Феофан Затворник, Амвросий и Макарий Оптинские уподобляются образам тех святых, которыми так богата была земля в предыдущие столетия. Наконец, в предреволюционную эпоху на церковном горизонте становится совсем пустынно. Мало того: это измельчение масштабов личности оказывается только одним из проявлений общего творческого оскудения православия. Год за годом церковь все более отстает от требований и запросов быстро меняющихся эпох, причем это отставание даже возводится в некий принцип: церковная иерархия смотрит на себя как на хранительницу незыблемых и исчерпывающих истин, независимых от смены времен и человеческих психологий. Но так как этот взгляд не подкрепляется ни безупречностью жизни самих пастырей, ни интенсивностью их духовного делания, ни мудрыми их ответствованиями на порожденные новыми эпохами вопросы социальные, политические или философские, то авторитет и значение церкви стремительно падают. Последние духовные усилия со стороны церкви вызываются бурей Революции. Выдвигается целый ряд безымянных героев и мучеников; с окончанием их жизненных путей творческий дух оставляет православную церковь еще более, и, став игралищем в руках дипломатствующих политиков, руководство восточнохристианской общины превращается в пособника и в орудие антирелигиозного государства.
Но по мере того как церковь утрачивала значение духовной водительницы общества, выдвигалась новая инстанция, на которую перелагался этот долг и которая, в лице крупнейших своих представителей, этот долг отчетливо осознавала. Инстанция эта – вестничество.
Очевидно, демиургической мудрости уже в XVII столетии стало ясно то, что религиозной мудрости человеческой стало уясняться значительно позднее: то, что православная русская церковь, столько веков водительствовавшая обществом в духовном отношении, к пониманию ее конечной цели неспособна, трансфизический смысл ее существования – в ином и что на пути к этой цели пора выдвинуть новую силу.
Православие, как учение и практика, сформировалось, в основном, еще в Византии, на давно минованных стадиях общего культурного сознания. Естественно, что оно не могло и впоследствии освободиться от некоторого архаического примитивизма, от известной узости и тесноты культурного сознания и общественного мышления. Этот тип сознания и мышления должен был уступить главенствующую роль новому типу мышления и сознания – тому, который возвещался художественными гениями и наиболее глубокими талантами России, превращаясь через них в новый исторический фактор первостепенной важности.
 
Проклятие византийских тог....
«Сообщение» Емеля » 22 сен 2019, 14:03

Мы все интуитивно чувствуем, что в «византийском каноне» таится некая свинцово серая мистическая отрава, причинявшая массу бедствий и страданий странам, имевших историческую судьбу соприкоснуться к наследству византийской метакультуры... Есть стойкое ощущение, что «византийское наследство » по сути привело к тому, что русское Православие столетиями оставалось пронизанным метастазами чего то свинцово удушливого . Как будто вместе с Правдой Христа мы унаследовали от византийской метакультуры не только тяжесть законов посмертной кармы свойственной именно этой метакультуре, но и какую то тяжесть огромного перечня несчастий : от рабского преклонения перед сакральностью власти, деспотической тиранией различных кесарей до выламливания из общей европейской истории исключительно в направлении худшего....И по сей день вынуждены донашивать эту рваную византийскую тогу кишащую какими то трансфизическими вшами...Не то Третий Рим, не то Карфаген прикидывающийся Третьим Римом, не то Царство Зверя прикрытое украденной византийской тогой, не то народ Богоносец, не то дрянь последняя....
 
Розу Мира можно сравнить с опрокинутым цветком, корни которого – в небе, а лепестковая чаша – здесь, в человечестве, на земле. Ее стебель – откровение, через него текут духовные соки, питающие и укрепляющие ее лепестки, – благоухающий хорал религий. Но, кроме лепестков, у нее есть сердцевина: это – ее собственное учение.
не то дрянь последняя...
Осторожно, Владимир! Как бы этой последней не оказаться Вам в моих глазах!......
 
Может я тут совсем лишний? Вы скажите.. Тут такие розамиристы собрались, забывшие о соверчестве...
А мы, представители старых конфессий, ту как бы и не к месту уже... Странно: атеисты могут находиться в рядах РМ, а представители «старых концессий» нет... нет им места.. Нацики разные могут находится, а нам тут места нет... Разные вшивые емели которые мелят невесть что могут, а нам, православным за забор, мы же отстой, непрогрессисты.. Вы скажите: я приму, пойму и уступлю..
 
Дмитрий,судя по Вашим ответам, Вы совсем не способны анализировать и объективно относится к информации.
А лишний не Вы, а ваше упрямство и напористость в своём упрямстве. Вот человека обозвали. Емеля достаточно умный и творческий человек. Это конечно не значит что я с ним во всём согласен, но с приведенной цитатой, полностью.
 
Редактирование:
А как Максим и Дмитрий которые дали негативную оценку словам Емели, относятся к таким словам Андреева?

Победа Иисуса Христа, хотя осуществившаяся лишь частично, вызвала громадное возбуждение сил в демонических мирах. В частности, их усилия направились на то, чтобы не дать преобразить страдалища Византийской метакультуры во временные чистилища. Эти усилия увенчались успехом, но, в конечном счете, их жертвой пала Византийская культура в Энрофе.
 
Мы все интуитивно чувствуем, что в «византийском каноне» таится некая свинцово серая мистическая отрава, причинявшая массу бедствий и страданий странам, имевших историческую судьбу соприкоснуться к наследству византийской метакультуры... Есть стойкое ощущение, что «византийское наследство » по сути привело к тому, что русское Православие столетиями оставалось пронизанным метастазами чего то свинцово удушливого . Как будто вместе с Правдой Христа мы унаследовали от византийской метакультуры не только тяжесть законов посмертной кармы свойственной именно этой метакультуре, но и какую то тяжесть огромного перечня несчастий : от рабского преклонения перед сакральностью власти, деспотической тиранией различных кесарей до выламливания из общей европейской истории исключительно в направлении худшего....
Я вижу 3 различия между мыслью Емели и тем что Андреев пишет.

Во-первых, у Емели в первой фразе написано «византийский канон». Это что имеется ввиду — канон православия или вся культура в целом? Далее в конце про рабское преклонение перед сакральностью власти и деспотическая тирания кесарей — но это именно нечто что в каноне церковном или же нечто сбоку? Кажется что второе.

Второе — насколько я знаю, вместе с православием не было привнесено в Киевскую Русь и Новгородскую Русь всех этих проблем деспотии кесарей. Подобные явления только позднее возникают и только при существовании уицраора. А за него «и при том непременно сильного» можно монголов «поблагодарить», а не Византию.

Третье — Емеля делает вывод что вообще не нужно было православие принимать, нужен был католицизм.
Но Андреев пишет что это не так:

Чтобы уразуметь воистину необъятные масштабы исторических и метаисторических последствий, предопределённых этим деянием князя Владимира, достаточно вдуматься в то, что сулило бы молодому русскому сверхнароду присоединение к католичеству, к исламу или, тем паче, к хазарскому иудаизму; какое нелепо искажённое, почти абсурдное будущее было бы вызвано к жизни подобным выбором религии. Сама собой напрашивается, но, к сожалению, выходит из композиционных рамок книги, большая монографическая глава о князе Владимире Святославиче, деятеле воистину титанического масштаба. Масштаб этот до сих пор недооценён из-за отдалённости и малоизвестности эпохи и благодаря тому предутренне-сумеречному освещению, в котором фигура этого деятеля возвышается у истоков нашей истории. Вероятно, только метаисторическое созерцание и размышление способны привести к углублённому пониманию подлинного значения того, кого народ чтил, любил и воспевал почти тысячу лет, связав с его именем прозвище, одно из самых тёплых и нежных, какие только знает всемирная история: Красное Солнышко (прозвище, непереводимое на другие языки, так как только в русском, кажется, допустимо применение к солнцу ласкательной формы). Во всяком случае, акт крещения Руси был почти единовластным деянием князя Владимира, деянием полностью провиденциальным, сколь примитивны и сторонни ни были бы мотивы, активизировавшиеся в сознании реформатора.
Ну и ещё хочется добавить что весьма своеобразно смотрится такое скептическое отношение к Православию из-за того что общеевропейский выбор католичества якобы был бы лучше из-за того что больше вписанность в общую европейскую цивилизацию была бы и это как бы лучше по мнению Емели... учитывая что Емеля писал что евроинтеграционные попытки Украины во время и после Майдана надо было танками подавить быстро и решительно... и от этого мнения не отказывается. Анти-православный российский империалист это вообще кто? По-моему, это большевик. Может быть и правильно что Емеле «вши» чудятся, но может быть они не те что он представляет. Или он не с тех «вшей» начинает — с византийских, а надо с большевистких. Ну, это на мой субъективный вкус. Мне вообще с детства советское не нравилось именно и только эстетически — по архитектуре. Всегда было видно в 90-х и 2000-х где новые здания и где старые — новые не всегда нравились но старые почти всегда сильно не нравились. А песни советского времени многие нравились, например, Визбора. По каким-то иным параметрам у меня личных впечатлений нету и я не знаю что к чему.
 
Редактирование:
Сверху Снизу